Я выругалась. Все правильно, по законам Хаомы незамужняя девушка должна быть под надзором родителей либо опекуна. Вера Ланге могла поплевывать на Гражданский кодекс, а вот Вера Анхельм не могла позволить себе подобную роскошь.
Уведомление было написано ровным каллиграфическим почерком секретаря и подписано министром благочиния. Чуть ниже его подписи шли несколько карандашных строчек — буквы были острые, с резким подчеркиванием согласных:
«Дорогая Вера! Король настаивает на постоянном надзоре за тобой — что может быть лучше, чем заботливое внимание доброго друга, то есть меня. Я опередил пару старых болванов из сената, покушавшихся на твое состояние и внимание, так что теперь ты под моей опекой. Не волнуйся, докучать тебе я не собираюсь. Если возникнут какие-то проблемы, просто отправь мне письмовник.
Всегда твой, Д.Т».
Я скомкала письмо и запустила его в камин. Что ж, этого следовало ожидать: я слишком многое успела узнать, и король не мог отпустить меня просто так, не поставив надзирателя. Мало ли, вдруг я захочу рискнуть рукой… Машинально почесав то место, где стояла невидимая печать о неразглашении государственной тайны, я хотела было отправиться в кабинет — принять несколько капель настойки для успокоения нервов, но в это время в дверь снова постучали.
Это было приглашение на королевский бал-маскарад в честь начала Угасающей недели. Со всеми своими приключениями я и забыла о том, что наступает пора моих любимых праздников: Угасающая неделя отмечала окончание сбора урожая и начало осени, убывание дня и наступление первых заморозков. Ведь и верно, дома уже начали украшать гирляндами из красных и рыжих листьев, во всех кухнях пеклись яблочные пироги, а возле порогов ставили тыквы и корзины с яблоками.
Незамужних девушек благородного происхождения всегда приглашали во дворец — это были практически смотрины, и я не хотела думать, для кого меня выбрали. Не просто так ведь это приглашение.
Маскарад был назначен на сегодняшний вечер. Я устало вздохнула и позвала Лиззи: надо было начинать приготовления.
Короля и королевы на маскараде не было — вчера утром они покинули столицу, отправившись в традиционное осеннее паломничество в горный монастырь Аруван. Я невольно вздохнула с облегчением и, поправив маску, направилась к столу с винами и закусками, лавируя между гостями. Кого тут только не было: духи небесные, птицы, бабочки, цветы — от ярких красок рябило в глазах. Я была одета скромно, в легкое светло-зеленое платье с простенькой маской, украшенной серебряными листьями. Замуж мне не надо, для танцев пока нет особенного настроения, а вот хорошая еда и напитки — это всегда приятно и полезно.
Но предаться чревоугодию мне не дали. Знакомая рука опустилась на мою талию, и через несколько мгновений высокий мужчина в черном уже кружил меня в быстром танце. Должно быть, принц Эвгар очень любил такие маскарады: когда еще сможешь побыть на празднике в своем собственном доме… Почему-то мне казалось, что в детстве и юности он был лишен этого, и смотрел на то, как радуются другие, не имея возможности присоединиться к ним.
— Ты отлично танцуешь, — негромко заметил Эвгар. Уголки рта дрогнули в улыбке. Я только и нашлась, что ответить:
— Спасибо.
На мое счастье музыка стихла — танец закончился, а в зал внесли новые подносы, заставленные бокалами с золотым шипучим вином. Эвгар проводил меня к одной из скамеечек для отдыха и, когда я села и демонстративно занялась разглаживанием кружев на платье, произнес:
— Отец снова меня запер.
— Сочувствую, — откликнулась я. — Говорят, ты смог вылечить брата.
Эвгар кивнул. Сел рядом, взял меня за руку и указал в противоположный конец зала — там красавец в золотистом одеянии мило беседовал со стайкой девушек, ловивших каждое его слово. Судя по всему, принц Эван забыл и думать о каких-то хворях и предвкушал приятный вечер в женском обществе.
— Жив-здоров. С наследником престола все в порядке.
— Ты сбежал, чтоб не лечить его?
Эвгар улыбнулся и не ответил. Я вдруг подумала, что при всем желании не смогу выдернуть руку из его ладоней. Сильные, сухие, чуть шершавые — я представила, как они ложатся на обнаженную спину и скользят вниз…
К щекам прилила кровь.
— Да, — со спокойной легкостью признался Эвгар. — Но мой друг Дерек убедил меня вернуться.
Ну конечно. Без Тобби здесь не обошлось. Эвгар придвинулся поближе и шепнул:
— Прости. Я не должен был гонять тебя по болоту.
Музыка вдруг стала тихой, почти неразличимой. Краски померкли. На мир словно набросили вуаль, скрывающую цвета, запахи и звуки, и я каким-то шестым чувством ощутила, что сейчас нас с Эвгаром никто не видит — мы словно вывалились из мира. Эвгар осторожно снял мою маску и погладил меня по щеке.
— Что за великий артефакт ты делаешь? — спросила я, пытаясь сбросить наваждение. Лицо горело, ноги сделались ватными, я понимала, что не могу противостоять колдовству Эвгара, и все-таки продолжала барахтаться, как муха в паутине.
— Не для того, чтоб лечить брата, — улыбнулся Эвгар и, избавившись от маски, приник к моим губам в поцелуе. Я безвольно обмякла в его объятиях, решив, что проще капитулировать перед решительным и властным напором и дождаться, когда он сойдет на нет.
Он целовался хорошо. В меру напористо, в меру нежно — мне пришлось приложить значительные усилия, чтоб не откликнуться на поцелуй, и Эвгар, должно быть, это понял. Оторвавшись от меня, он довольно улыбнулся и сказал:
— Если тебе интереснее артефакты, то я многое могу о них рассказать.
Звуки и цвета нахлынули на меня пестрым водопадом, и некоторое время я сидела молча — смотрела, как пары кружатся в танце, и в голове не было ни единой мысли, только радость от того, что наваждение исчезло.
— Не надо меня привораживать, — наконец, сказала я. Эвгар только руками развел.
— Ничего не могу с собой поделать, — ответил он и признался: — Меня к тебе влечет, и я иногда сам этому удивляюсь. Так вот, артефакты… Ты принесла мне элемент самого сильного артефакта Смерти за всю историю.
В бальном зале было тепло, но я вдруг почувствовала, как по спине мазнуло ледяным ветром. Вспомнилось лицо Альфреда, слова «Ты и есть смерть», сказанные злобным свистящим шепотом.
— И для кого артефакт? — поинтересовалась я, стараясь говорить с максимально возможным равнодушием.
— Для брата и папы? — задумчиво предположил Эвгар, и не успела я вздрогнуть от ужаса, как он добавил: — Нет. Я их все-таки люблю, несмотря на серьезные противоречия.
Я готова была в этом усомниться. Хотя, учитывая душевное состояние Эвгара, кто поймет, как выглядит его любовь.
— Тогда для кого?
— А вот для этого я тебя и найму, — весело произнес Эвгар. — Насколько мне известно, ты сейчас не занята.
Возглас возмущения, слетевший с моих губ, заставил шарахнуться от нас какую-то парочку, явно искавшую, где бы уединиться. Ну, хоть у кого-то с личной жизнью все в порядке.