— Простите, — едва сумела выдавить Тиль, судорожно пытаясь вздохнуть — широкая ладонь доброжелателя, которую он, кстати, убрать не додумался, пришлась точно под неудачно загнувшуюся пластину корсета и та впилась в рёбра не хуже клещей палача.
— А вы улыбнитесь, я вмиг всё и прощу, — радостно пообещал незнакомец.
— Руки уберите! — процедила Тильда, смаргивая навернувшиеся от прошивающей боли слёзы.
— Ну, извиняюсь. — Мужчина даже отступил на пару шагов, а руки не только убрал, но и поднял, словно сдаваясь. — Не хотел я ничего такого.
— И вы меня простите, — повторила Арьере, сумев, наконец, выпрямиться и вздохнуть. — Глупо получилось.
— Да чё уж там, — широко, неуместно широко, все зубы продемонстрировав, улыбнулся незнакомец.
А улыбка у него оказалась шикарной: белоснежная, даже в голубизну отдающая, ровная, по контрасту со смуглой кожей на самом деле сверкающая. В этом господине вообще яркого чересчур много было. Волосы не рыжие, а оранжево-красные — любая лисица обзавидуется. Брови же и ресницы чёрные, словно подкрашенные. Глаза светлые, цвета не разобрать, но тоже очень яркие. Да и одет странно: каблуки на сапогах слишком высокие, узкие брюки заправлены в голенища, а торс его только белоснежная рубашка прикрывала, может даже и нижняя, потому что ворот и вырез до самой груди не застёгнуты и не зашнурованы. Шляпа же, сдвинутая на затылок, больше ведро напоминала, а не головной убор.
— Простите, — повторила Тиль невесть зачем, старательно отводя взгляд от этой проклятой рубашки.
Точнее, от треугольника тёмно-кирпичной, совершенно гладкой и тоже будто сияющей кожи.
— Да вы вроде ничего такого и не сделали, — пожал плечами мужчина. — Ладно, с этим покончили. Меня, между прочим, Джерк зовут. Джерк Доусен, к вашим услугам, мэм, — он чуть-чуть, на палец примерно приподнял шляпу за широченные поля и тут же обратно на макушку её водрузил. — А вы, получается, местная хозяйка?
— Можно сказать и так, — пробормотала Тильда, чувствуя, что краснеет, как институтка, которую уличные оборванцы освистали. Что её смутило, она и сама понять не могла. — Я госпожа Арьере.
— Вот прямо и госпожа? — будто удивлённо присвистнул нахал.
Мужчина щелчком пальца сдвинул шляпу ещё дальше на затылок, и стало совсем непонятно, на чём она держится. Уж точно не на шнурках, свободной петлей болтающихся у него под подбородком. Квадратным, каким-то очень рельефным и не совсем аккуратно выбритым подбородком.
— Что вас удивляет? — холодно поинтересовалась Тильда.
— Да не, ничего такого, — Доусен — Арьере почему-то сразу запомнила, что он именно Доусен, да ещё и Джерк — поскрёб ногтями скулу. — Просто у вас тут всё так… заковыристо.
Вот на заковыристость он явно не тянул, на господина, впрочем, тоже. Но и на крестьянина или рабочего не смахивал. Чем-то рыжеволосый походил на парнишку, который заставил Тиль горшки колотить. Правда, про того с первого взгляда всё понятно стало, а про Доусена не сразу и скажешь, откуда взялся. Речь неправильная, да ещё выговор незнакомый, а лицо вполне породистое.
— Ну так что, госпожа, проводить вас или как? А то вы вон вся запачкались.
— Дойти до дома грязная юбка мне не помешает, — машинально ответила Тиль. — Так откуда вы тут взялись?
— Сказал уже: пришёл, — снова разулыбался Доусен, сунув большие пальцы за ремень, будто обняв ладонями вульгарно большую горящую на солнце пряжку. — Гулял, вот и пригулял. Я тут неподалёку живу, вон там, за лесочком и ещё через поле наискосок.
— В усадьбе Реверов?
— Ага, они самые. Меня старая мэм наняла за лошадками присматривать. Внучку её втемяшило в дурную башку конезавод устроить. Вроде как новую породу вывести хочет. Вот и выписала вместе с кобылами. Так что я теперь тут обитаю.
— Так вы из колоний! — догадалась, наконец, Тиль.
— Верно, оттуда я и есть. Только не надо говорить, мол, «из колоний», мы давно из-под короны-то утекли.
— Простите, — промямлила Арьере, понимая, что опять краснеет. — Вообще-то, я тоже там родилась.
— Да? По вам и не скажешь! — изумился Доусен. — Уж слишком… — он скривился, видимо, пытаясь слово подобрать. — Как местные.
— Это как же?
— Ну, такие. В спине будто палка, нос до неба, физиономия, как скисшее молоко, а глаза, что у снулой рыбы. «Да, мастер. Нет, мастер». А какой я им «мастер»? Они же в медяк таких не ценят.
— То есть, мы чопорные? — предположила Тиль.
— Во-во, эт’ вы верно подметили, такие и есть. Ну так как, проводить?
— Я же сказала, что не нужно.
— Ну, как знаете, — не стал настаивать Доусен, вероятно, никуда её провожать и не собиравшийся. — Тогда ещё увидимся. Хотя нет, стойте-ка.
И тут этот непонятный колонист отколол такую штуку, что Тиль просто на месте замерла, хлопая ресницами: мужчина встал на колено, невозмутимо юбку ей приподнял и эдак деловито на туфле затянул развязавшуюся ленту — между прочим, насквозь мокрую и грязную. А потом спокойно подол оправил.
— Так-то лучше, — сказал невозмутимо, с колена не поднимаясь, а опершись на него локтем и глядя на Арьере снизу вверх. — Наступите ещё и грохнетесь. Платье-то, конечно, и без того вконец испорчено, не хватало лишь расшибиться.
— Спасибо, — мяукнула Тильда, не придумав ничего умнее.
Да ещё и таращась на наглеца во все глаза. Кстати, у Доусена они оказались не серые, не голубые и не зелёные, а что-то среднее, ускользающий такой цвет, неопределённый, но почему-то леденец напоминающий. Отвисший же ворот проклятой рубахи продемонстрировал мужскую грудь до самого пояса. Впрочем, наверное, там уже вовсе и не грудь была, а живот. Хотя «живот» — это что-то толстое, здесь же…
— Ну, я пошёл? — непонятно спросил наглец. Арьере только кивнула в ответ. — Слушайте, а почему у вас бока такие жёсткие?
— Что? — не сразу сообразила Тиль. — А-а, это корсет, — ляпнула и тут же язык себе прикусила, да поздно.
— Мог бы и сам додуматься! — хмыкнул колонист и захохотал.
Выпрямился — легко, ну точь-в-точь танцор — и ушёл, продолжая смеяться, даже ржать. Получалось у него это, наверное, ничуть не хуже, чем у «лошадок» с которыми его выписали.
* * *
Предсказуемость Крайта начинала раздражать. Всё-таки не только в женщине, но и в мужчине должна хоть какая-то загадка быть, а тут! Ну где мог Карт приводить нервы в порядок? В библиотеке, конечно. Там он и оказался, сидел себе в кресле, книжку читал. И даже лётная куртка валялась тут же, на полу. Почему-то эта куртка особенно Тиль не понравилась.
Понятно, госпожу Арьере он мгновенно заметил. А, может, даже и услышал, когда ещё в коридоре была. Но вставать не стал, только голову поднял, заложив пальцем страницу. Тильда постояла на пороге, барабаня ногтями по косяку и пытаясь понять, что же её так разозлило. Не брошенная же одежда, в самом деле!
