— Была б ты на маскараде, я б решила, что тебя тот зловредный маг заколдовал, — хихикнула Марция.
— Это что еще за новые байки? — спросила Эстель.
— Никакие это не байки, а правда чистая, — уверенно возразила кухарка. — У лекарей работы невпроворот. Они-то думали, что с руками сломанными разобрались — и жизнь своим чередом пошла, а к ним на другой день народ ка-ак повалит. И все заколдованные.
— И кто их заколдовал? — спросила Дамиана. Не то чтобы ей было интересно, но Марция была милой и, несмотря на болтливость, очень нуждалась, чтобы к ее речам проявляли интерес.
— Поговаривают, — таинственно понизив голос, ответила Марция, — то самый настоящий сантурский шаман был. Не знаю уж, чего он в Вентимилье позабыл, только попал на самый маскарад. А по их вере это все одно сплошное непотребство и безобразие, вот он и перезаколдовал всех. А еще говорят, что это те же демонопоклонники, что дворян убивают.
— Ох, ну сколько можно? — возмутилась Эстель, всплеснув руками. — Нету никаких демонопоклонников, и хватит про них лясы точить — и без того с этими убийствами жутко.
Спешно дожевав кусок пиццы, Баччо сказал:
— Уммм, вкусно… Золотые у тебя руки, птичка моя. А как этих всех заколдовали-то? Интересно очень, расскажи, дорогая.
Марция довольно просияла и тут же принялась с воодушевлением рассказывать дальше:
— Человек пять, говорят, чуть со смеху не померли. Смеялись и смеялись, до слез хохотали, без остановки, так что задыхаться начали. А еще один не смеялся, только вдруг стихами заговорил. Водички попить — и то в стихах просил. Как у многоликих в балагане. Только он не многоликий, да и стихов раньше не сочинял вовсе.
— Ничего себе, дела какие, — охнула Эстель
Марция воодушевленно махнула рукой:
— Это еще что, им еще повезло. А вот одна девица — та пустилась в пляс и танцевала, танцевала, остановиться не могла, пока у нее туфли белые атласные красными от крови не сделались, — закончила Марция тоном трагическим и зловещим, а потом добавила, уже куда веселее: — А еще один красавец песни непристойные распевал во всю глотку, так что голоса лишился. Половину города перебудил.
"Интересно, кого он будил?" — ненадолго задумалась Дамиана и тут же решила, что детей и стариков, наверное.
— Этак и впрямь подумаешь, что шаман сантурский, — покачал головой Баччо. — Наложил на всех заклятье, чтоб веселье запретное поперек глотки встало.
— А я что говорю, — обрадовалась Марция, — Как есть шаман. А еще одна синьора за ночь сменила пятерых кавалеров, но я думаю, заклинанье тут ни при чем, это она перед мужем просто оправдывалась.
Тут Эстель спросила:
— Божечки, а про это-то ты как узнала?
— Да чего сложного, когда они на всю улицу во всю глотку орали? — пожала плечами Марция.
"Хорошо, что с нами с Фабио ничего такого не случилось, вот еще не хватало, чтобы свиданию этот коварный шаман помешал, — возмущенно подумала Дамиана, и тут же решила: — Впрочем, тут дома нам уж никто не помешает"
И на том успокоилась. Мирно дождавшись, пока все слуги лягут, и только тогда, Дамиана вытащила свой маскарадный костюм, переоделась и хорошенько приладила маску, наложив на нее то же заклятие, которое накладывают на свои маски телохранители, чтобы те не падали в опасный момент. Сначала украдкой вышла во двор, ведь она не собиралась выдавать себя, являясь в дверь спальни, и потому путь ее пролегал по стене дома к окошку его сиятельства. Там, став на наружный подоконник, она кинжалом откинула щеколду и, открыв окно, уселась на подоконник со словами:
— Тук-тук, к вам можно, синьор котик?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Фабио успел всполошиться, пока она вскрывала щеколду, и, вскочив, вооружился шпагой, но едва увидел ее силуэт в оконном проеме — опустил оружие, и острие тихо глухо звякнуло о доски пола. Узнал ли он сначала голос, с первых же слов, или, может, узнал фигуру за мгновение до того — Фабио не поручился бы сказать. Но ему понадобились считанные мгновения, чтобы сердце заколотилось куда быстрее, чем за минуту до того в предчувствии опасности. И он замер, не сразу вспомнив, как дышать.
— Виолина… — наконец выдохнул Фабио. Она была в том же пестром маскарадном платье, за которое он одарил ее прозвищем. И, разумеется, в полумаске, все такая же загадочная. И все такая же… боевитая, как тогда, когда он увидел ее впервые. Он чувствовал настроение, которое на маскараде заставило его задержать взгляд и продолжить разговор. Она была здесь, хотя Фабио то и дело думал в эти дни, что его Виолина позабыла о нем, как часто забывают о мимолетном маскарадном приключении. Но выходит, не забыла. И Фабио поспешил сказать, что тоже помнил о ней: — Я думал о тебе, собирался искать… И боялся, что не найду. А ты пришла… — он наконец догадался сунуть шпагу обратно в лежащие на столе ножны и подойти к окну, чтобы подать ей руку. Отчего-то прикасаться было боязно, будто стоило это сделать — и она развеется, как морок. Фабио все еще не верил своему счастью, боялся даже вздохнуть неосторожно, чтобы не спугнуть.
— Приятно знать, что о тебе думают, — кокетливо ответила девушка и, легко коснувшись его руки, спрыгнула на пол. — Я тоже думала, как видишь. И пришла.
Она наклонила голову к плечу, загадочно улыбаясь. Наверняка смотрела на него, хотя в темноте и в маске было плохо видно. Фабио уж точно смотрел, взгляда не мог отвести, все еще не веря до конца, что его прекрасная незнакомка тут. Но он чувствовал в руке мягкую теплую ладонь, лучшее свидетельство, что это не сон и не иллюзия. Только слишком уж скромное, на его взгляд: теперь, когда она снова оказалась рядом, ему хотелось, чтобы она была как можно ближе, невыносимо хотелось быть с ней. И он надеялся, что и она хочет того же, раз пришла к нему, что теперь их маскарадное приключение сможет продолжиться, уже совсем иначе.
Теперь Фабио почувствовал ее волнение, даже легкий испуг — но разве он и сам не ощущал себя точно так же?.. И точно знал, что ему сейчас может помочь: Фабио потянул ее к себе за руку, тут же обнимая за талию, чувствуя успокаивающее тепло ее тела, осторожно провел пальцами по лицу, касаясь изящной маски.
— Спасибо, что пришла. О небеса, как я рад, что ты здесь, я так рад. Ты осветила собой эту ночь, Виолина. Но маскарад ведь кончился… и я, как видишь, без костюма, — вполголоса сказал он, наклоняясь к ее лицу. — Может, и ты откроешься?.. — загадка ее личности была такой манящей и волнующей, что хотелось немедленно разоблачить. Так же, как хотелось немедленно снять с нее платье. И Фабио в глубине души надеялся, что ему будет позволено не только второе, но и первое. Он желал этого — быть с ней, не в легком беззаботном вихре маскарада, а иначе, целиком, по-настоящему.
— Не-е-ет, — с невыносимым лукавством сказала она, отклоняясь от его руки, — Виолины отцветут вместе с маскарадом, так что раз я еще есть — маскарад продолжается. Иначе мне тоже придется исчезнуть.
