Ознакомительная версия. Доступно 69 страниц из 341
«Садеас, я спас тебе жизнь».
Далинар следил, как удаляется знамя Садеаса. Один из отступающих — всадник в алом осколочном доспехе — приостановился и оглянулся. Садеас бросил последний взгляд на Далинара, сражавшегося не на жизнь, а на смерть. Помедлив всего мгновение, пришпорил коня и продолжил путь.
Враги окружали позиции авангарда, где сражались отец и сын, чуть впереди основной армии. Кобальтовые гвардейцы сильно уступали им в численности. Далинар спрыгнул с холма и сокрушил еще пару врагов, но заработал новый удар в предплечье. Паршенди роились вокруг князя Холина, и ряды его гвардейцев дрогнули.
— Отходим! — велел он Адолину и сам начал продвигаться к основному войску.
Юноша выругался, но выполнил приказ. Отец и сын отступили с передовой линии обороны. Далинар стянул треснувший шлем, тяжело дыша. Он сражался без остановки достаточно долго, чтобы запыхаться, несмотря на осколочный доспех. Он позволил одному из гвардейцев принести мех с водой, и Адолин сделал то же самое. Далинар глотнул теплой воды и плеснул на лицо. У нее был металлический привкус.
Адолин опустил мех, болтая воду во рту. Посмотрел отцу в глаза — его лицо было испуганным и мрачным. Он знал. В точности как сам Далинар. Как, скорее всего, и остальные. Эту битву им не пережить. Паршенди не брали пленников. Далинар напрягся, ожидая обвинений. Адолин с самого начала был прав. И чем бы ни были видения, они сбили Далинара с пути по меньшей мере в одном. Доверие Садеасу обрекло их на смерть.
Поблизости умирали люди, крича и сквернословя. Далинар рвался сражаться, но ему нужно было передохнуть. Потеря осколочника из-за усталости точно не принесет ничего хорошего его людям.
— Ну? — требовательно проговорил он, обращаясь к сыну. — Скажи это. Я всех нас погубил.
— Я...
— Это моя вина. Я вообще не должен был рисковать нашим Домом ради дурацких снов.
— Нет, — возразил Адолин и сам как будто удивился. — Нет, отец, ты не виноват.
Далинар уставился на сына. Он не это ожидал услышать.
— Что бы ты сделал по-другому? — спросил Адолин. — Перестал добиваться лучшего для всего Алеткара? Уподобился Садеасу и остальным? Нет. Отец, я бы этого не хотел, какие бы выгоды мы ни получили. Вестники свидетели, я сожалею о том, что мы позволили Садеасу обманом завлечь себя сюда, но я не стану винить тебя в его вероломстве.
Адолин подался вперед и схватил Далинара за покрытую броней руку:
— Ты был прав, следуя Заповедям и пытаясь объединить Алеткар. А я был дураком, потому что мешал тебе на каждом шагу по этому пути. Возможно, если бы я не отвлекал тебя столь усердно, мы бы предвидели, что этот день наступит.
Далинар потрясенно моргнул. Адолин и впрямь только что сказал все это? Что с ним произошло? И почему он заговорил так именно сейчас, в преддверии величайшего из всех промахов Далинара?
И все же, когда слова были сказаны, князь почувствовал, как его угрызения совести испаряются, словно их сдувают крики умирающих. Поддаваться такому чувству — чистое себялюбие.
Мог ли он измениться? Да, мог быть осторожнее. Мог остерегаться Садеаса. Но отказался бы он от Заповедей? Стал бы таким же безжалостным убийцей, каким был в юности?
Нет.
Имело ли какое-то значение то, что видения подтолкнули к ошибке по поводу Садеаса? Стыдился ли он, что принял его за другого человека, опираясь на них и на то, что узнал из «Пути королей»? Последний краеугольный камень внутри его встал на положенное место, и он понял, что больше ни о чем не тревожится. Смятение пропало. Он наконец-то знал, что следует делать. Больше никаких вопросов. Никакой неуверенности.
Он подался вперед и схватил Адолина за руку:
— Спасибо.
Адолин коротко кивнул. Далинар видел, что его сын все еще злится, но последует за ним, а истинная преданность командующему проверялась как раз в те моменты, когда битва оборачивалась против него.
Они разжали руки, и Далинар повернулся к стоявшим вокруг солдатам.
— Пришло время сражаться, — сказал он, повысив голос. — И мы будем это делать не потому, что алчем людской славы, но потому, что все иные пути хуже. Мы следуем Заповедям не потому, что они приносят выгоду, но потому, что питаем отвращение к тем, в кого превратились бы в ином случае. Мы остались одни на этом поле боя, потому что мы такие, какие есть.
Кобальтовые гвардейцы, стоявшие кольцом вокруг Далинара и Адолина, один за другим начали поворачиваться к нему. Позади них сплотили ряды резервные отряды — в глазах у всех застыл страх, но лица были решительные.
— Смерть настигает всех людей! — кричал Далинар. — Что есть мера человека, который ушел навеки? Богатство, собранное им и ставшее причиной ссор между наследниками? Слава, полученная им и передаваемая из уст в уста теми, кто его убил? Высоты, куда он вознесся благодаря случайности? Нет. Мы сражаемся здесь, потому что понимаем: конец у всех один. Различен лишь путь, по которому следуют люди. Впервые познав вкус своей смерти, мы продолжим идти вперед с высоко поднятой головой, обратив глаза к солнцу. — Далинар вскинул руку, призывая Клятвенник. — Я не стыжусь того, кем стал! — прокричал он и понял, что это правда. Было так странно избавиться от угрызений совести. — Другие могут пасть сколь угодно низко, чтобы уничтожить меня. Пусть они добьются славы. Ибо я своей уже добился!
Осколочный клинок упал в подставленную руку.
Воины не разразились победными криками, но выпрямились и расправили плечи. Охвативший их ужас слегка унялся. Адолин снова надел шлем, и в его руке появился клинок, покрытый каплями воды. Он кивнул.
Они вдвоем бросились в самую гущу сражения.
«И вот я умираю», — подумал Далинар, обрушиваясь на ряды паршенди. Его охватило умиротворение. Странное чувство на поле боя, но тем не менее желанное именно по этой причине.
Он обнаружил в своей душе лишь одно сожаление: бедный Ренарин, став великим князем, окажется беспомощным и окруженным врагами, которые сожрали его отца и брата.
«Я так и не раздобыл осколочный доспех, который обещал, — подумал Далинар. — Ему придется справляться так. Пусть честь наших предков защитит тебя, сын.
Будь сильным... и сделайся мудрым быстрее, чем твой отец.
Прощай».
«Пусть я не буду больше страдать от боли! Пусть я перестану плакать! Дай-гонартис! Черный Рыбак обрел мою скорбь и пожирает ее!»
Танатесач, 1173, 28 секунд до смерти. Темноглазая уличная жонглерша. Следует отметить сходство с образцом 1172–89.
Четвертый мост отстал от основной армии. Четверо мостовиков несли двоих раненых, и остальным пришлось нелегко. К счастью, Садеас вывел на вылазку почти все мостовые расчеты, включая те восемь, которые одолжил Далинару. Благодаря этому солдаты могли не ждать, пока отряд Каладина наведет мост.
Ознакомительная версия. Доступно 69 страниц из 341
