— Ничего не увидишь, если его проводят на острове в двух километрах от берега.
— С горы Кадзаси видны сосны Фунасимы. Народ все равно будет толкаться, хотя бы ради того, чтобы поглазеть на лодки и приезжих.
— Хорошо бы погода не подвела.
Лодочники, предвкушавшие барыш, приуныли. Местные жители и приезжие сбились с ног в поисках места, откуда можно было хоть что-то увидеть. В одиннадцатый день перед харчевней у въезда в Кокуру со стороны Модзи женщина кормила грудью плачущего ребенка, уставшего от долгого пути.
— Поплакал, а теперь поспи! — ласково приговаривала Акэми.
На лице ее не было косметики. Она сильно изменилась, но не сокрушалась по утраченной красоте.
Из харчевни вышел Матахати в сером кимоно. О его монашестве напоминала лишь повязка, прикрывавшая бритую голову.
— Ай-ай, никак не успокоимся! — склонился он над ребенком. — Надо спать. Акэми, иди в харчевню. Ты должна хорошо есть, чтобы не пропало молоко.
Взяв младенца на руки, Матахати начал баюкать его, напевая колыбельную.
— Какая встреча! — раздалось у него за спиной.
Матахати обернулся и уставился на человека, не узнавая его.
— Я — Итиномия Гэмпати. Мы встречались в сосновой роще недалеко от улицы Годзё в Киото. Тогда ты называл себя Сасаки Кодзиро.
— А! — вспомнил Матахати. — А ты тот самый монах с палкой!
— Скажи, пожалуйста, где дом Кодзиро?
— Не знаю. Я сам только что пришел сюда.
— Дом Кодзиро у реки Итацу. Можем показать, — предложили два самурая, проходившие мимо.
Гэмпати ушел с ними. Грязь и дорожная пыль покрывали его с головы до ног. «Надо же, пришел сюда из Кодзукэ!» — подумал Матахати. Он припомнил давнюю встречу с Гэмпати и поежился. Каким бессовестным и наглым был он в те дни! Надо же додуматься: выдавал себя за Кодзиро да еще показывал свидетельство школы Тюдзё! Матахати утешался тем, что и шалопай вроде него способен исправиться.
Ребенок не засыпал. Вернулась Акэми, взяла малыша у Матахати, а он поправил заплечный короб, с какими обычно ходят торговцы сладостями, и они зашагали по дороге. Прохожие одобрительными взглядами провожали бедную, но, видимо, счастливую семью.
Пожилая женщина благородного вида тоже обратила на них внимание. Некоторое время они шли рядом, а когда Матахати и Акэми повернули в боковую улицу, женщина спросила:
— Простите, не знаете ли вы, где дом Сасаки Кодзиро?
Матахати сказал ей то, что несколько минут назад услышал от самураев. Глядя вслед уходящей женщине, он пробормотал: «Как матушка моя поживает?» Став отцом, он начал понимать родительские чувства. Женщина была с виду ровесницей Осуги.
В доме Кодзиро было полно гостей.
— Бой открывает для него величайшие возможности.
— Да, поединок раз и навсегда утвердит его славу.
— О Кодзиро узнает вся Япония.
— Не забывайте, с кем он сойдется на поле боя. Ганрю следует быть начеку.
Молодой самурай ввел в комнату только что прибывшего гостя.
— Господин прибыл из Кодзукэ, — объявил он.
— Итиномия Гэмпати, — представился гость.
Комната огласилась возгласами восхищения, ведь Кодзукэ находится в тысяче километров на северо-востоке страны. Гэмпати сказал, что принес амулет с горы Хакуун для домашнего алтаря Кодзиро. Все восторженно благодарили гостя.
— Похвально, что вы прибыли издалека и хотите прочитать молитву за победу Кодзиро. Вы с ним давно знакомы?
— Я — вассал дома Кусанаги в Симониде. Мой покойный учитель Кусанаги Тэнки приходился племянником Канэмаки Дзисаю. Тэнки знал Кодзиро, когда тот был еще мальчиком.
— Я слышал, будто Кодзиро учился у Дзисая.
— Верно. Кодзиро — питомец той же школы, что и Ито Иттосай. Я неоднократно слышал слова Иттосая о том, что Кодзиро — блестящий фехтовальщик.
Гэмпати рассказал, как Кодзиро отверг свидетельство Дзисая и создал собственный стиль, описал, каким упорством отличался Кодзиро в детстве. Гэмпати не умолкая повествовал благодарным слушателям о достоинствах Кодзиро.
— Где учитель Ганрю? — спрашивал молодой слуга, проталкиваясь через забитую людьми комнату.
Кодзиро был в клетке для сокола. Держа птицу на руке, он пристально смотрел ей в глаза. Он только что покормил Амаюми. Кодзиро осторожно поглаживал перья сокола.
— Учитель!
— Что еще?
— Пришла какая-то женщина. Она из Ивакуни. Говорит, что вы ее знаете.
— Тетка, должно быть.
— Куда ее провести?
— Никого не хочу видеть, но тетку должен принять. Веди ее в мою комнату. Тацуноскэ! — позвал Кодзиро.
— Да, господин. — Тацуноскэ опустился на одно колено позади Кодзиро. Он был его учеником и неотлучно находился рядом.
— Осталось недолго ждать, — произнес Кодзиро.
— Да, учитель.
— Завтра я отправляюсь в замок, чтобы засвидетельствовать почтение господину Тадатоси. Я не видел его несколько дней. Затем нужно как следует выспаться.
— Дом полон гостей. Почему вы всех принимаете, не давая себе покоя.
— Отдых мне необходим.
— Ваши поклонники могут нанести вам поражение.
— Не говори так. Многие пришли издалека. Моя победа или поражение зависят от стечения обстоятельств. Конечно, не все решает случай, но такова участь воина — порой он побеждает, порой проигрывает. Если Ганрю умрет, вы распечатаете два моих завещания, они в моей комнате. Одно отдадите Какубэю, другое — Омицу.
— Вы подготовили завещание?
— Да, это естественно для самурая. Да, кстати, я имею право взять с собой на место боя одного помощника. Я хочу, чтобы им был ты. Согласен?
— Это честь, которую я не заслуживаю.
— Возьмем и Амаюми. — Кодзиро посмотрел на сокола и добавил: — Он успокоит меня в пути.
— Я все понял, учитель.
— А теперь пойду к тетке.
Кодзиро нашел тетку в комнате, освещенной свечой.
— Спасибо, что приехали, — промолвил Кодзиро, почтительно склонившись перед пожилой женщиной.
Тетка воспитывала Кодзиро после смерти его матери, но в отличие от покойной не баловала его. Она считала своим долгом перед старшей сестрой сделать из Кодзиро достойного наследника семьи Сасаки, чтобы он с честью носил их фамилию. Она внимательно следила за успехами племянника.
— Кодзиро, я понимаю, что наступает решающий момент в твоей судьбе, — заговорила тетка. — У нас в Ивакуни все только и говорят о твоем поединке, поэтому я сочла необходимым навестить тебя. Я рада, что ты добился многого в жизни.
