читать романы, или раскладывать пасьянсы, или залеживаться в постели, или вообще делать нечто иное и быть кем-то иным.
Хироси делал то, что должен, и в этом был он весь.
Син, как любой молодой женщине на ее месте, казалось, что, войдя в его жизнь, она изменит ее к лучшему. Но, съехавшись с ним, она вскоре поняла, что ее жизнь изменилась радикально, а вот его – ничуть. Она стала частью того, чем занимался Хироси. Существенной частью, безусловно, – ничего лишнего он не делал. Но вот чем он занимается, она прежде не понимала.
Это осознание изменило ее образ мышления и жизни круче, чем семейная жизнь и регулярный секс. Не то чтобы радости, горести и открытия секса не занимали ее, не восхищали и не удивляли порою; но в общем и целом она находила секс, как еду, замечательным телесным удовольствием, которое не особенно затрагивало ее разум и чувства, целиком и полностью занятые работой.
А открытие, нет – откровение, которое принес ей Хироси, не имело ничего общего – или так ей казалось – с их партнерством. Оно касалось его работы – их работы. Их жизни. Всех людей в мире корабля.
– Ты меня уговорил за тебя выйти, чтобы завербовать, – укорила она его с полгода спустя.
Хироси, со своей обычной честностью – ибо хотя все, что он делал, имело своей целью сокрытие и продолжение обмана, друзьям он старался не лгать даже в малости – ответил:
– Нет-нет. Я тебе и без того доверял. Но так куда проще, разве нет?
Син посмеялась:
– Для тебя. Но не для меня! Для меня все было простым прежде. А теперь все вдвое…
Несколько секунд он молча смотрел на нее; потом взял ее за руку и нежно коснулся губами ее ладони. Любовником он был церемонно-вежливым; его неизбежная капитуляция перед лицом превосходящей страсти всегда пробуждала в Син нежность, так что их любовь всегда была приятной, а порой изумительно радостной. И все же Син знала, что она в конечном итоге лишь топливо для его реактора, подчиненного единственной, всепревосходящей цели. И обманутой, использованной она не чувствовала себя только потому, что знала теперь: для Хироси топливом служило все, включая его самого.
Ошибки
На третий день после свадьбы Хироси рассказал ей, в чем цель его труда – чем он вообще занимается.
– Год назад, – произнес он, – ты спрашивала меня о расхождениях в данных о нашем ускорении.
Они обедали вдвоем в своем жилпространстве. Это называлось «медовым месяцем». Слово давно потеряло всякое значение в мире, где нет ни меда, ни медоносных пчел, ни месяцев в календаре, ни месяца на небе. Но обычай хороший.
Син кивнула:
– Ты мне тогда показал, что я что-то упустила. Не помню только что.
– Ложь, – заявил Хироси.
– Нет, ты сказал что-то другое. Константа…
– То, что я сказал, – ложь, – перебил он ее. – Намеренный обман. Чтобы увести тебя с правильного пути. Убедить, что ты ошиблась. Твои вычисления были совершенно точны, и ты ничего не упустила. Расхождения существуют. Гораздо большие, чем те, что обнаружила ты.
– В данных о нашем ускорении? – тупо переспросила она.
Хироси коротко кивнул. Он перестал жевать. Говорил он очень тихо – как уже знала Син, от нервного напряжения.
Сама она здорово проголодалась, поэтому запихнула в рот здоровый ком лапши, прежде чем отложить палочки и пробурчать с набитым ртом:
– Ладно, и что ты хотел рассказать?
Хироси поднял застывший взгляд, и на миг Син уловила в его глазах выражение столь нехарактерное – отчаяние? мольба? – что оно тронуло ее до глубины души, как его уязвимость в минуты любви.
– Что случилось, Хироси? – прошептала она.
– Корабль сбрасывает скорость на протяжении последних четырех лет, – ответил он.
Мысли Син помчались чудовищным галопом, перебирая выводы, объяснения, сценарии.
– Что случилось? – проговорила она наконец, и голос ее почти не дрожал.
– Ничего. Это делается намеренно. Сознательно.
Хироси смотрел себе в миску. Когда он на миг поднял глаза, Син сообразила, что он боится ее суждения. Боится ее. Хотя – и это она тоже поняла – страх не изменит ни его решения, ни его слов.
– Намеренно?
– Решение было принято четыре года назад, – проговорил он.
– Кем?
– Четырьмя навигаторами в Рубке. Потом его подтвердили двое из Администрации. Сейчас об этом знают еще четверо в Инженерно-ремонтном отделе.
– Но почему?
Похоже было, что этот вопрос принес Хироси облегчение – возможно, потому, что прозвучал спокойно, без вызова или протеста.
– Ты спросила, что случилось, – ответил навигатор почти обыденным тоном, даже с налетом лекторской язвительной самоуверенности. – Ничего. Не было никакой аварии. Мы не сходили с курса, если не считать ничтожных отклонений. Но ошибка случилась. Экстраординарного масштаба ошибка. И мы воспользовались ею. Ошибка – это всегда возможность. Нашли ее мы с Чьереком. Фундаментальная, повторяющаяся ошибка в расчетах траектории с того момента, как пять лет назад, в году сто пятьдесят четыре, мы миновали гравитационный колодец CG – четыреста сорок. Что случилось при этом прохождении?
– Мы потеряли скорость, – автоматически отозвалась Син.
– Мы ее набрали, – поправил Хироси и, подняв голову, наткнулся на ее недоверчивый взгляд. – Ускорение было таким внезапным и значительным, что компьютеры сочли его ошибкой десятого порядка и компенсировали соответственно.
– Десятого порядка?
– К тому времени, когда Чьерек явился ко мне с начальными данными и я сообразил, что объяснить расхождения можно только ошибкой вычислителей, мы набрали скорость ноль восемьдесят два и обогнали график на сорок лет.
У Син его шутка, его дурачество, попытка надуть ее невозможными числами вызывала только холодное возмущение.
– Мы не могли набрать восемьдесят две сотых, – пренебрежительно бросила она.
– О нет, – с такой же ледяной ухмылкой откликнулся Хироси. – Еще как могли. И набрали. Мы двигались на скорости ноль восемьдесят два в течение девяносто одного дня. Все, что мы знали об ускорении, уравнения Гегаарда, лимит приращения масс – все неверно! Вот где крылась ошибка! В аксиомах! Ошибка таит в себе шанс. Когда получаешь данные, когда можешь сделать расчет, все становится очевидно. Мы все это передадим физикам на Дицю, когда долетим до Шиньдицю. Расскажем, как они ошиблись. Что можно использовать гравитационный колодец, чтобы через эффект пращи разогнать корабль до восьми десятых световой. Это действительно полет «Открытия». Мы могли бы одолеть весь путь за восемьдесят лет. – Лицо его – лик завоевателя – победительно закаменело. – Мы прибудем в систему назначения через пять лет, – проговорил он. – В начале года сто шестьдесят четыре.
Син ощутила только гнев.
– Если все это правда, – проговорила она наконец медленно и невыразительно, – почему ты
