месяцами, есть такие, которые я начинаю читать заново – как только переверну последнюю страницу.
Интересно, что твои пальцы пахнут Китаем, потому что на последние вопросы я как раз отвечал из Пекина. И Китай, где, к стыду своему, я побывал только сейчас, хотя все что-то не получалось больше 20 лет, – это сильнейшее мое страновое, цивилизационное впечатление. Не беря Японию, даже Лаос, где по сельским дорогам ездит больше монахов на мопедах и буддийских статуй на грузовичках, был не так силен. Я увидел то, о чем знал и вещал сам давно, но оно даже мощнее: великая действительно цивилизация, успешнейше осваивающая чужое (реклама в метро проецируется голограммами на стены туннеля, все общаются не звонками, а видеочатами и т.д.), но полностью, абсолютно существующая в своих обыкновениях, своей культуре, своем языке (английский никто знать и не стремится, а если ты по досадной случайности родился лаоваем и не говоришь по-китайски, тебе просто будут терпеливо, как ребенку, повторять ту же самую китайскую фразу), идущих действительно от тех еще времен, этих книг. Не знаю, как с чтением современной литературы (на английском ее найти не очень удалось), но конфуцианско-даосский канон если и не читают, то живут им! Возможно, когда-то и нам есть смысл не только прочесть Китай, но и стать немного Китаем…
Опрос журнала «Textura» по книжным итогам 2019 года
1. Чем запомнился Вам прошедший год? Какие события, имена, тенденции оказались важнейшими?
2. Назовите несколько самых значительных книг прошедшего года (поэзия, проза, нон-фикшн).
3. Появились ли на горизонте в этот период интересные авторы, на которых стоит обратить внимание? Удивил ли кто-то из уже известных неожиданными открытиями?
1. Если пытаться вычленить какие-то тенденции, то отечественные авторы играли с остросоциальными темами – очередной по осени Пелевин, состряпанный из кусков прежнего (жаль, ибо последних лет книги были действительно остры и горьки), «Бывшая Ленина» Шамиля Идиатуллина, «Рюрик» Анны Козловой, «Уран» Ольги Погодиной-Кузьминой.
Но в моем личном рейтинге весь фикшн скорее обошел нон-фикшн. «Фермата. Разговоры с композиторами» Алексея Мунипова. Это не только новые имена, но и настоящая мудрость и самобытность, явленные через музыку. И то, что нон-фикшн интереснее фикшна, тоже, возможно, тенденция. Или возрастное – когда хочется густого и информативного чтения, а не расплывчатых надуманностей…
2–3. Запомнился же этот год несколькими действительно яркими переводческими работами на грани подвига.
Это, прежде всего, «Театр и его двойник» Антонена Арто в переводе Наталии Исаевой. Не только основной труд Арто стал доступнее и появились до этого не переведенные вещи, но и это именно тот случай, когда переводчик нашел своего автора (и наоборот). Ибо некоторые свободности перевода очень хорошо коррелируют с трансгрессивной природой творческих интенций самого Арто.
Небольшой объем книги «Личность и священное» Симоны Вейль в переводе Петра Епифанова не должен смущать, ибо письмо Вейль максимально плотное, страстное, теологическое, даже – в чем его главная ценность – переосмысляющая понятия отношения человека к сакральному.
Как уже повелось в прошлые годы, Татьяна Баскакова вводит в русскую литературу тех, кто совершенно не был в ней представлен – на уровне зияющей и вопиющей пустоты. «Отростки сердца, или Синдром падшего Адама» Ханса Валльшлегера – это один из великих романов прошлого века. Да, незаконченный, запутавшийся (возможно, сознательно) в авторских редакциях. Фауст и Зигмунд Фрейд, Томас Манн и Густав Малер, Вильгельм Райх и Карл Май – вот одни из основных тем, на которых держится, балансирует эта глыба, которую вернее всего было бы, кажется, сравнить с еще одним переводческим подвигом Баскаковой – эпопеей «Река без берегов» Ханса Хенни Янна. Да, книга весьма объемная и сложная, но все равно стыдно за ее тираж – 150 экземпляров…
«Современная природа» Дерека Джармена – совершенно очаровательна. Посвященные формально своему саду-огороду дневники на поверку рассказывают обо всем – о Уорхоле и быте самого Джармена, 60-х и борьбе за права геев, о кино и умирании от СПИДа. А еще – с какой глубиной, иронией и поэтичностью это все написано!
Появилось на русском сразу несколько книг Франсуа Ожьераса.
Продолжает освоение русской почвы и Эрнст Юнгер – вышли его «Стеклянные пчелы».
Нельзя не отметить и первую, пусть и небольшую, монографию о великой и ужасной певице – «Скорбящий киборг: Диаманда Галас за пределами ультрамодернизма» Виталия Аширова.
Трудились и переводчики с сербского («Дневник о Чарноевиче» Милоша Црнянского) и даже корейского («Зарисовки ночной жизни» Ким Сын Ока)
Выходили и новые книги наших потрясающих философов Владимира Бибихина и Георгия Гачева. Но стоит ли о них говорить, если, например, книга Александра Горского, совершенно самобытного и до сих пор неизвестного у нас философа, соединявшего, скажем, в своем творчестве концепции психоанализа и воскрешения мертвых Н. Федорова, издана тиражом – опять те же самые 150 экземпляров?.. С учетом того, что эта явно не то издание, которое сразу будут распространять в цифровом виде издатели и(ли) пираты, можно сделать вывод, сколькими русскоязычными читателями она востребована…
Чтобы не заканчивать на столь грустной ноте, хотел бы выдать персональный приз издательству – «Пальмире». Вот не полный список любопытных новинок от них: «Уорхол» Виктора Бокриса, «Человек и другое: Книга странствий» Сергея Соловьева, «Пожиратели тьмы: Токийский кошмар» Ричарда Ллойда Пэрри (видимо, в пандан к вышедшей в 2018 году «Товарищу Чикатило» Михаила Кривича и Ольгерта Ольгина, расширить, так сказать, международное сотрудничество серийных убийц), «Запрещенный союз: Хиппи, мистики, диссиденты» Владимира Видеманна, «Nirvana: Правдивая история» Эверета Тру и другие.
Опрос журнала «Rara Avis» по итогам 2019 года
Линор Горалик в одном из недавних интервью говорила, что боится той ситуации, которая возникнет при конце нынешнего отечественного политического режима. Это всегда страшно действительно, как и все революции и кардинальные реформы, которыми были богаты прошлый и нынешний наши века. Мне – и думаю, далеко не только мне – кажется, что ситуация уже нагрета критически. И это не только о политике. И не только о литературной жизни, в которой в прошедшем году опять и опять вспыхивали скандалы – когда, казалось бы, их не было. Я имею в виду скорее общую атмосферу, приближенную – а у нас еще только «двадцатые» с «десятыми» разминутся – к fin de siècle, атмосфере предчувствия мучительного слома парадигм и сопутствующих этому потрясений. Несмотря на общую сытость – не такую, как была в 2000-е, но все равно – витающее в воздухе напоминает мне 90-е, когда одна чуть политически окрашенная фраза в общественном транспорте могла моментально закончиться дракой, многоточием кровавых соплей. Ровно так сейчас и в том же Фейсбуке, пуще СМИ ставшем местом дуэлей и ристалищ, где чуть заикнешься – и с пол-оборота
