— Уважаемый царевич, вы отдохните в гостинице, а я разузнаю насчет этих личностей и предоставлю вам необходимые материалы ближе к вечеру.
— Хорошо! — сказал я, вставая: здесь больше нечего делать. Поиском займутся профессионалы, и если кто сумеет узнать что-то полезное, то этими людьми окажутся именно они. Мне остается ждать и надеяться на благополучное завершение расследования. Пусть только назовут имена тех, кто похитил Мартина и Анюту, и я живьем спущу со злодеев шкуру. Это похищение окажется для них последним.
Юлька, которую я взял с собой, рассказала, что похитители подошли к ним, заговорили о том о сем, а потом поведали, что они фокусники и могут ради знакомства показать любопытный номер, которому обучились в дальних странах. Анюта согласилась сразу, Мартин сдался под ее напором чуть позже.
Похитители попросили их расслабиться и внимательно следить за качающимся шариком на ниточке, и тогда, как было обещано, Мартин и Анюта переживут немало незабываемых минут.
— У них через минуту глаза остекленели. Они словно лунатиками стали. Ты не поверишь, царевич, но незнакомцы спросили: не ищем ли мы молодильные яблоки!
— Еще как может! Мартин и Анюта согласно кивнули, и незнакомцы приказали им идти следом. Они послушно встали и ушли. А про меня забыли, — закончила Юлька короткое повествование. — Или оставили нарочно, чтобы я разыскала тебя и рассказала о произошедшем.
— Ты запомнила лица незнакомцев? — Я буквально кипел от ярости. — Не знаю, что им понадобилось, но я этого так просто не оставлю!
— Узнаю их даже ночью в полной темноте! — воскликнула Юлька. Ее глаза сверкнули появившимися на миг блестками. — Держи меня при себе, царевич, и если злодеи покажутся на горизонте, я дам тебе знать, будь уверен!
Глава 6 ЗНАКОМСТВО С МАРТИНОМ
Я познакомился с Мартином случайно — мне было лет десять, не больше. Случилось это в день, когда отец отправился на охоту, прихватив с собой царскую свиту. Он всегда так делал, когда замечал, что придворные шляются по коридорам без дела, сплетничают и увлекаются интригами. Веселья безделье не добавляло, а придворные косились направо и налево, подозревая остальных в желании устроить крупную пакость и заставить царя сослать кого-нибудь из придворной братии в дальний скит, подальше от радостей столичной жизни.
Избавиться от упаднических настроений помогала охота: придворные вымещали накопившуюся злость, выслеживая зверей и гоняя их по лесу, представляя, что таким образом расправляются с недругами. В роли козлов отпущения выступали олени или кабаны, которых в наших лесах водилось выше крыши.
Охотники-интриганы возвращались во дворец довольными жизнью, но через пару месяцев ситуация повторялась и отец снова собирался на охоту.
В тот раз он решил взять с собой и меня, но я отказался: не люблю, когда на одинокого зверя нападает многочисленная, вооруженная до зубов толпа. Я считал, что охоту надо вести один на один: у каждой из противоборствующих сторон должен быть шанс победить. Отец, привыкший к традиционной охоте, когда одного несчастного зверя гоняет свора охотников и собак, моего недовольства не понимал. Как и братья. Они тоже считали, что охота не столько погоня за зверем, сколько скачка по лесам, по лугам или соревнование — кто громче протрубит, чьи собаки быстрее и ловчее. Я говорил, что бегать толпой за кабаном — то же самое, что давить муравьев телегой, но братья обижались и отвечали, мол, если я ничего не понимаю в настоящей охоте, то нечего другим портить удовольствие.
Они поехали большим отрядом, а я отправился сам по себе. Отец за меня не опасался: говорил, что верит в мою самостоятельность. На самом деле он значительно не договаривал: после одного случая он назначил опытного стражника тайком следить за моими похождениями и помогать, если что пойдет не так. Я узнал об этом в день восемнадцатилетия. Отец позвал меня в тронный зал, и там я впервые в жизни увидел этого стражника. Он отрапортовал царю, что неоднократно убеждался в моих способностях самостоятельно выпутываться из сложных ситуаций, и я, по его мнению, давно не нуждаюсь в тайных помощниках.
Да, отец обманывал, но делал это так, что я был убежден, что рассчитывать нужно только на собственные силы. Так он воспитывал мою самостоятельность. Но с братьями он поступил по-другому: намекнул им о праве на трон, из-за чего они росли, образно выражаясь, раза в два самостоятельней меня.
Звуки труб и лай собак стихли вдали, и я остался один среди притихшего леса. Он всегда замолкает, когда царская свита отправляется на охоту. Я научился читать следы зверей и птиц и знаю, как чутко реагирует живность на посторонние звуки. С подобным грохотом и ревом свита вряд ли умудрится поймать и подстрелить самого тугоухого и слабовидящего кабана. Фигурально говоря, даже сонные черепахи успеют убежать и надежно замаскироваться при таком шуме.
Но охотников подобные мелочи не останавливали. Они не собирались таиться: стае гончих отводилась главная роль в поисках добычи, и мне было безумно жаль зверя, которого стая учует: не подоспеют охотники, его растерзают, ведь изначально собак натаскивали для охоты на беглых преступников. С последними было негусто, и псам давали волю здесь.
Конь остановился, я соскочил на землю, взял лук (небольшой, сделанный специально для меня) и повесил через плечо колчан.
Охотиться на зверей я не собирался, намереваясь подстрелить какую-нибудь птицу. Повар обожал готовить дичь по моему заказу: и порция маленькая, и фантазии есть где разыграться. Родители были не против того, чтобы я ел то, что сам и добыл. А братья, само собой, называли мою дичь «голубем по-дистрофически». Конечно, домашняя курица не идет ни в какое сравнение, но то, что я добыл еду самостоятельно, прибавляло удовольствия.
Приметив зазевавшуюся птичку подходящего размера, я вскинул лук, прицелился и выстрелил. Стрела попала точно в цель, и птица камнем рухнула с ветки в траву.
Я с радостным криком побежал за добычей и у самого дерева, наклонившись за ней, лоб в лоб столкнулся с мальчишкой моего возраста, бежавшего к птице с той же скоростью.
Звук столкновения был громким, но куда более впечатляющими оказались вспыхнувшие в глазах звездочки.
Мы схватились за лбы и единодушно выпалили известные нам детские ругательства. Будь мы старше лет на пять, слова были бы куда хлеще, особенно у мальчишки, потому что царским отпрыскам не полагается выражаться так, как это делает народ. Возможно, мне пришлось бы заехать мальчишке кулаком в глаз, чтобы и он так не выражался.
Парень приподнял голову, увидел на моей груди медальон царевича и побледнел. Ругательства как отрезало: ведь у мальчишки подобного медальона не было, как не было и охотничьего костюма. Единственное, что имелось в наличии, — рубашка, штаны и старые лапти, готовые отойти на вечный покой. Мальчишка явно из крестьянской семьи.
— Лапти, да лапти, да лап… — задумчиво пропел я, рассматривая его обувь. Мальчишка медленно отступал. — Ты что здесь делаешь?
