Когда девушкам-снайперам велели вечером встать в траншею, она была удивлена: темнеет, зачем они здесь нужны? Но пожилой ездовой, поставленный на пост рядом с ней, объяснил, что людей осталось «мало-мало» и им держать оборону всю ночь. На нейтралке остались раненые. Ночью, стоя в кромешной темноте, Клава слышала их крики: говорили, что раненых добили штыками немцы.
Девушки все превратились в слух. До этой ночи они знали, что их защищают от немцев не только товарищи-солдаты, но и минные поля, и проволочные заграждения, на которые «навешивали консервные банки», чтобы те гремели, если что. Теперь никакой защиты не было, и, если немцы подберутся тихо, никто не услышит. Командир взвода снайперов лейтенант-армянин всю ночь был с ними в траншее, ходил от одной девушки к другой: людей было мало и стояли они далеко друг от друга. Патронов было достаточно, и снайперы все время стреляли — в темноту, наугад, трассирующими.
Жуткая ночь наконец прошла. Утром прислали белорусов, набранных прямо здесь, в окрестных деревнях, только что из оккупации, — не ахти какое, но все же подкрепление. Опять провели артподготовку, и, когда пошли в атаку, оказалось, что немецкие траншеи пусты: немцы, тоже изрядно потрепанные, ночью отошли. Теперь их уже гнали до самого Днепра[241]. Набирала обороты операция «Багратион».
Операция предполагала нанесение двух сходящихся ударов — от Витебска и от Бобруйска, в направлении Минска. Далее за 40–50 суток предполагалось занять всю территорию Белоруссии и Литвы, выйти на побережье Балтийского моря, к границе Восточной Пруссии и на территорию Польши. С советской стороны в операции участвовали четыре фронта: 1, 2 и 3-й Белорусские и 1-й Прибалтийский, всего 2,33 миллиона бойцов — около трети всех войск на советско-германском фронте. По численности и вооружению советские силы значительно превосходили немецкие. Хотя командование группы «Центр» знало о готовящемся против группы советском наступлении, немецкий штаб сухопутных сил, считая вслед за Гитлером, что наступления следует ждать в районе Западной Украины, отказался дать им какие-либо значительные резервы.
25 июня был окружен Витебск, и попытавшийся прорваться из окружения 53-й немецкий корпус был на следующий день полностью разгромлен. 28 июня войска 2-го Белорусского фронта форсировали Днепр и заняли город Могилев, продвинувшись на 50–80 километров.
Стрелковый полк Клавы Пантелеевой догнал немцев лишь у Днепра. Великая река, берущая исток в Новгородской области, в районе Орши еще не так широка: меньше ста пятидесяти метров. На другой стороне Клава, пока они перебежками поднимались на засеянный рожью бугор, видела какой-то сарай. У подножия холма рожь была высокая и густая, хорошо укрывавшая наступающих солдат, но наверху она стала совсем редкой. Когда залегли на бугре, кто-то крикнул, что с другой стороны бьет пулемет — стреляет снайпер-пулеметчик. Тут же Клава увидела, как рядом с ней упал молодой начальник штаба полка Алексей Китаев[242]. К нему кто-то пополз, Пантелеева тоже было поднялась, но сразу увидела, что лицо начштаба посинело и ему уже не поможешь. «Фуражка с ярким околышем!» — промелькнуло у нее в голове. Немецкий снайпер на той стороне, конечно, в первую очередь стрелял по офицерам.
Командир полка, с которым наступал Клавин взвод, усатый одессит лет тридцати Ердюков[243], приказал девушкам — снайперам убрать немецкого пулеметчика. Понаблюдав, они засекли его, и, после того как несколько девушек — всего их было там 12 — одновременно выстрелили, на другом берегу стихло. Можно было переправляться.
Снайперы переправлялись после солдат на надувной лодке. Перегруженная лодчонка таки перевернулась, но уже около другого берега — к счастью для Клавы, не умевшей плавать. «Девчата, давайте мы винтовки вытащим!» — кричали им солдаты, но девушки успели поднять вверх драгоценные винтовки и не намочить их, — ничего, что сами промокли.
На другом берегу шел бой, переправившиеся до них солдаты помогли девушкам вылезти на берег. Снайперам приказали помочь эвакуировать раненых. Тут они натерпелись. Клава подползла к одному из них и увидела, что ранение в живот, «кишки как на квасе, сразу вылезло все». Что тут делать, Клава не имела понятия. «Сейчас я санитара позову», — сказала она раненому. Было очень жарко, и он прямо на глазах у Клавы чернел. Она поползла к другому раненому, а через много лет слышала на встрече ветеранов от Зины Гавриловой: «Я подползла к одному раненому, а у него кишки все наружу. Он меня схватил за руку и костенеет. Я думаю — руки не вытащу»[244]. Другой раненый, которому пыталась помочь Клава, тоже умер.
На берегу они видели командира своего полка, избивавшего какого-то солдата в немецкой форме. Тот почему-то по-русски просил пощады. Девушки поняли — власовец. Командир полка убил его[245].
Полк после того боя страшно поредел, отделение Клавы тоже понесло потери: ранило Таню Федорову и Ирину Грачеву, во второй раз ранило пару Клавы Марусю Гулякину. Саму Клаву контузило, она почти не слышала. И вся ее гимнастерка была в дырочках, как горохом побило, вся в кровоточащих ссадинах. К санитарам она не пошла — подумала: «Чего они мне сделают? Тут кругом раненые, без рук, без ног, а чего я пойду?»[246] Пошла дальше со своим полком и приходила в себя в походе.
125-й гвардейский бомбардировочный полк после операции «Багратион» получил почетное звание «Борисовский» за участие в освобождении Борисова. 3-я Воздушная армия осуществляла поддержку 3-го Белорусского фронта. Началась Вильнюсская операция. Освободив Литву, фронт должен был наступать на территорию врага — Восточную Пруссию.
4 июля с аэродрома Болбасово под Оршей вылетела на бомбежку железнодорожной станции девятка двухмоторных бомбардировщиков Пе-2. Вернулись из них восемь. Пока в полку гадали, что произошло с экипажем Лены Малютиной, тяжело раненную летчицу уже доставили в полевой госпиталь далеко от Болбасова.
«Скорее, летчицу привезли с ранением в живот!» — крикнул кто-то, прибежав к операционной — простой деревенской хате, где на сколоченном из досок столе оперировал хирург Иван Петрович Федоров. Девушку привезли во второй половине дня на По-2, она была без сознания, в очень тяжелом состоянии. Летчицу пронесли через двор, устеленный соломой, где под открытым небом ждали своей очереди, сидя или лежа, десятки раненых. Хирург, увидев рану, сказал готовить к операции[247].
