– А разве Игорёк про это знает?
– Я тебя сейчас…
– Я правда не знаю! – взмолилась Вика. – Я точно ничего ему не говорила!
– А кому говорила?
– Никому! Честно! Мы только с Ритой это обсуждали…
– Хочешь сказать, что Чепурнов об этом знает от Загорецкой?
Она ещё яростнее замотала головой:
– Она бы ни за что ему об этом не сказала! Она, наоборот, боялась, что кто-нибудь узнает.
– Это точно, – хмыкнул он. – Получается, ты не говорила, она не говорила, но Чепурнов всё знает.
– Да откуда ему знать? Может, Дашка Славке разболтала, а тот – Игорю? Хотя она клялась, что никому не говорила…
– А про план сойтись со мной, чтобы я молчал, – тоже Дашка разболтала?
– Про план… – Вика осеклась, открыв рот, сморгнула, глаза вдруг забегали. Она явно смутилась. – Это была шутка.
– Шутка?! – Саню захлестнула ярость.
– То есть… я в шутку Марго посоветовала, но она отказалась. Честно! Она даже ругала меня. А откуда Игорь про это узнал – я понятия не имею…
– Ругала? А советом-то воспользовалась, – горько сказал Саня и, отпустив Вику, пошёл прочь.
Вика смотрела ему вслед, одолеваемая сомнениями. Наконец не выдержала, крикнула:
– Постой!
Догнала его и быстро заговорила, пока решимость не иссякла:
– Ты не думай, что она с тобой так подло обошлась. Я понятия не имею, откуда Игорь узнал про тот случай, не знаю, откуда узнал про план, но сомневаюсь, что от Марго. Она с ним даже не разговаривает. Поэтому я ума не приложу, как здесь вообще Игорёк оказался замешан.
Саня молчал.
– В общем, всё совсем не так! Уж я-то знаю! Когда ты её бросил, она чуть с ума не сошла. Она везде, повсюду тебя искала. Школу забросила. Я сама не знала, что у неё всё так серьёзно. Она приходила ко мне в тот день, когда вы встретились на улице. Говорила, что жить не хочет. Без тебя…
– Это что, тоже шутка?
– Нет! – воскликнула Вика. – А разве вы с ней не поговорили? Я знаю, что она хотела… когда у тебя был день рождения. А после этого Рита сказала только, что всё кончено.
Саню раздирали противоречивые чувства. Казалось, он весь превратился в оголённый нерв. Тянуло к Рите непреодолимо.
«Завтра же с ней объяснюсь! Попробую хотя бы», – решил он.
Ведь если всё так, как сказала Вика, то… Пусть даже завязалось всё по умыслу, зато потом всё было по-настоящему! И она не подсылала Игорька и не хотела с Саней так малодушно рвать.
Работа совершенно не клеилась. Буквально всё из рук валилось. Еле вытянул смену, а утром, придя домой, увидел мать и испугался так, как никогда в жизни. Лицо и губы её стали пепельно-серыми. От острой боли она не могла и шевельнуться, только сдавленно постанывала. В доме стоял острый запах рвоты.
Скорая приехала, не прошло и десяти минут. Медики лишь взглянули на неё и сразу – на носилки и в больницу. Дежурный хирург ничего толком не сказал, только пробормотал непонятное: «Классическая «маска Гиппократа». И её увезли.
Невыразимо долго тянулись часы. Сначала Саня метался в приёмном покое: дальше его не пустили. Потом присел на скамейку, но и усидеть было невозможно. Когда позвонил Пётр Алексеевич, он почти обрадовался, впервые. Ещё минут через двадцать тот подъехал к больнице. Саня видел: не дежурное внимание им двигало, он боялся за мать не меньше Сани. Кинулся к регистраторше, которая упорно отказывалась отвечать на Санины вопросы, а когда тот вышел из себя и накричал на неё, пригрозила, что охрана его выставит и больше не пустит. Саня видел, как директор сунул ей деньги и та сразу потянулась к телефону. А ещё через несколько минут их обоих пропустили за белую пластиковую дверь, куда увезли мать и куда Саню ни в какую не пускали, как он ни рвался.
К ним вышел молодой парень, почти ровесник Сани.
– Операция ещё идёт. Случай тяжёлый.
– Сказали же, аппендицит… – Сане показалось, что сердце его остановилось и все внутренности сковало льдом.
– Насколько тяжёлый? – глухо спросил Пётр Алексеевич.
– Гангренозный прободной аппендицит.
– Что это значит?
– Разрыв и некроз аппендикса. Гнойные массы попали в брюшную полость…
– Какие шансы? – нетерпеливо перебил его Пётр Алексеевич.
Паренёк оглянулся на стальную дверь, откуда только что вышел, пожал плечами.
– Пока трудно сказать… Почему раньше не обратились? Если бы… – начал парень, но, взглянув на Саню, смолк. Затем извинился и вернулся в операционную.
Позже с ними беседовал уже сам хирург, высокий пожилой мужчина с усталыми глазами.
«Хорошо, что оперировал старый, а не тот щегол, – подумал Саня. – Старый хотя бы опытный».
Однако из всей речи доктора, изобилующей терминами, которых Саня не понимал, он уяснил одно: всё плохо, положение критическое.
В реанимацию к матери не пускали. Лишь вечерами медсёстры на свой страх и риск позволяли Сане заглянуть издали. Да что он там увидит? Трубки да капельницы. На третьи сутки хирург признал, что, несмотря на проводимое лечение, состояние больной стремительно ухудшается. Смотрел с сочувствием, будто и сам не верил, что она выкарабкается.
– Ну ведь можно что-то сделать! – восклицали Саня и Пётр Алексеевич в один голос.
– Мы и так делаем всё, что от нас зависит. Но… Скажу честно, без интенсивной иммунозаместительной терапии шансов практически никаких. Причём переливания донорской плазмы недостаточно. Но очень бы помог препарат пентаглобин. Иммуноглобулин. У нас такого нет. Сами понимаете, финансирование в больницах ограничено. В общем, если позволяют средства, принесите, и как можно скорее. Сейчас я вам всё напишу. Только говорю сразу: оно недешёвое. Но для начала прокапаем три дня. Так, если ампулы по пятьдесят миллилитров, а суточная доза в первый день – шестьсот, и ещё по триста – на два дня, то нужно будет двадцать четыре ампулы на курс. Стоит пентаглобин в районе двадцати тысяч за одну ампулу. Будет хорошо, если принесёте завтра утром. Иначе…
Мысли лихорадочно метались: где за один день взять почти полмиллиона? Ответ напрашивался сам: только у Лютого. Пусть Саня станет ему вечным холопом, рабом, лишь бы тот дал денег, лишь бы спасти мать. Пётр Алексеевич ещё о чём-то совещался с доктором, а Саня уже вылетел из ординаторской, на ходу набирая номер Лютого.
Договорился встретиться через час.
– Ого! Нехило, – хохотнул Лютый, когда Саня изложил ему суть своей просьбы. – Санёк, ты меня, видно, с кем-то спутал. Я, конечно, тебе сочувствую. Но это серьёзные бабки.
– Я всё понимаю, я хату продам, просто это долго, а мне надо прямо сейчас.
– Как ты продашь? Там же мать…
