Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Когда Винсент подошел ближе, Френни увидела, что он был бледным как смерть.
– Они попали в аварию. – Сейчас он казался совсем ребенком, босой, растерянный, потрясенный. Вся его бравада исчезла. Френни застыла, как статуя, и Винсент схватил ее за руку и помог встать. – Я знаю, о ком ты думаешь, но она жива.
Что означало: другие – нет.
Френни с Винсентом бросились бежать. Хейлин окликнул Френни, но та не услышала: кровь стучала в висках, в ушах свистел ветер. Она поняла, что тоже бежит босиком, только когда они вылетели из парка на Пятую авеню. Она стояла на тротуаре, пытаясь унять дрожь, пока Винсент ловил такси.
Они молча сидели в приемном покое больницы Бельвью. Ноги отчаянно мерзли на холодном линолеуме. Ждать пришлось долго. Доктор вышел к ним далеко за полночь.
– У вашей сестры сотрясение мозга и перелом нескольких ребер, – сообщил он. – Сейчас она в шоке, и нам пришлось зашивать рану у нее на лице, но с ней все будет в порядке.
– А наши родители? – спросила Френни.
Врач покачал головой.
– Мне очень жаль. Смерть наступила мгновенно. Мальчика успели доставить в больницу, но мы его потеряли.
Френни с Винсентом растерянно переглянулись. Они совершенно забыли, что Джет собиралась встретиться с Леви.
– То есть он умер? – уточнил Винсент.
– Его сбило такси, в котором ехали ваши родители.
Никогда в жизни Френни не было так холодно.
– Они следили за ней. Они гнались за ними.
Винсент отдал сестре свою кожаную куртку.
– Пойдем к Джет.
Джет лежала в отдельной палате. Ее черные волосы разметались по белой подушке. Обе руки – в синяках и бинтах, на щеке – рваная рана, зашитая тремя десятками аккуратных стежков. Глаза красные и припухшие. Это был ее день рождения, ее ночь, ее мама с папой, ее любовь. Чувство вины оплело ее сердце щупальцами жгучей ненависти к себе. В одно мгновение она потеряла все.
Френни присела на краешек ее койки.
– Ты не могла ничего сделать, и никто бы не смог. Не вини себя, Джетти. Это был несчастный случай.
Джет закрыла глаза. Она знала, что обречена потерять все, даже свой телепатический дар. Когда ее привезли в больницу, она слышала мысли других пациентов. Слышала, как останавливаются сердца, как люди корчатся от боли. А потом мир окутала тишина, в один миг поглотившая все звуки, кроме голоса преподобного Уилларда, который ворвался в палату на дальнем конце коридора и взвыл, как раненый зверь, над телом своего единственного сына – здесь, в Нью-Йорке, средоточии греха и порока, ведущих к погибели. Да, он не зря опасался проклятия. И вот подтверждение его правоты. Вот что любовь сделала с его сыном, который сейчас был бы жив, если бы не Джет. Хотя Джет никогда не встречалась с отцом Леви, который наверняка ненавидел ее всей душой, сейчас они были близки как никто, объединенные общим горем: они оба потеряли того, кого любили больше всего на свете.
Всю мебель накрыли белыми простынями, как велела тетя Изабель: так положено в трауре. Тетя приехала в ту же ночь, ближе к утру. Без чемодана, но с большой черной сумкой. На правой руке у нее была черная шелковая повязка, на голове – черная шляпка с одним красным пером, похожим на тлеющий уголек. Едва войдя в дом, Изабель тут же принялась распоряжаться: зеркала повернуть к стене, подоконники посыпать солью, на порог положить веточки розмарина.
– Это был просто несчастный случай, – сказала она. – И ничего больше.
Она подсела поближе к Джет и предложила ей чашку горячего чая, но Джет отказалась.
– Так и должно было случиться, – проговорила она слабым, надтреснутым голосом. – Это моя судьба.
– Не судьба, а вмешательство в судьбу. Над такими вещами никто не властен.
Джет была бледной, почти прозрачной. Она отвернулась от тети, скованная виной и печалью. Изабель сразу же поняла, что племянница потеряла свой дар, ее глаза потускнели, сделались мертвенно-серыми, без света и жизни.
Изабель спала в комнате, где кухарка прежних хозяев дома каждую ночь заливалась слезами. Френни застелила кровать свежими белыми простынями и положила в комод мешочки с сушеной лавандой. Изабель распаковала сумку, в которой привезла ночную рубашку, тапочки и брусок черного мыла.
– Она никогда бы не выбрала смелость, – сказала Изабель.
– Но ведь она выбрала смелость. Разве нет?
– В жизни мы не всегда получаем, что выбираем сами. Я дала ей то, что ей было нужно.
В день похорон Френни перебрала вещи в мамином шкафу и нашла два черных платья. Она с удивлением обнаружила несколько пар красных туфель в самом дальнем углу шкафа: мама категорически запрещала им с Джет носить красную обувь. Френни помогла Джет одеться, сняла с нее ночную рубашку, натянула на нее платье – то, которое красивее. Она обращалась с сестрой, точно с малым ребенком, который сам ничего не умеет. Джет по-прежнему не спала и не ела. Она думала о родителях. Вспоминала, как слышала их приглушенные голоса, когда они разговаривали друг с другом по вечерам допоздна. Если это была не любовь, то очень крепкий партнерский союз. Они были парой, и Джет не могла бы представить себе одного без другого. Теперь она поняла, что очень мало общалась с родителями и давно им не говорила, что она их любит; может быть, даже не знала, что любит. Она знала одно: теперь, когда их не стало, она больше не чувствует себя защищенной. Теперь, когда их не стало, может случиться любая беда. Ее мир изменился и уже никогда не станет прежним. Одетая в черное платье, она сидела в кресле в гостиной. Сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на дверь, словно ждала, что мама с папой сейчас войдут в дом, и тогда, может быть, время повернется вспять, и Леви по-прежнему будет жив.
Винсент – опустошенный, растерянный, с воспаленными глазами – надел черный костюм, который даже не потрудился погладить. Он спустился в гостиную босиком, и Изабель велела ему надеть башмаки. В их роду всех покойников хоронили босыми, и вид Винсента без обуви вызывал нежелательное беспокойство. В похоронном бюро на Мэдисон-авеню гробы были закрыты. Похоронных дел мастеру было сказано, что мать и отца следует обрядить во все черное, а ноги оставить босыми. Для мамы Френни выбрала платье от Шанель и передала вместе с платьем мамину любимую красную помаду и тушь для ресниц: Сюзанна не выходила из дома без макияжа, и Френни решила, что все должно оставаться как было. Для папы Винсент передал черный костюм от «Брук Бразерс» и одну из белых рубашек, сшитых на заказ в Лондоне. Френни нагрела плойку, кое-как распрямила свои непослушные рыжие локоны и накрасила губы бледной помадой, чтобы придать себе более-менее презентабельный вид. Было никак невозможно скрыть рану на лице Джет, хотя Френни старалась замазать шов маминой пудрой. Казалось, на коже Джет отпечатался синий цветок. Даже потом, когда все заживет, шрам останется тоненькой ломаной линией от виска через щеку.
Не то чтобы Джет из-за этого переживала. Она знала, что нет наказания, соразмерного ее вине: она осталась жива в той аварии. Она никак не могла забыть, как Леви встал между ней и машиной, а потом Джет увидела звезды, и он прошептал ее имя, или, может быть, это был просто последний вздох, сорвавшийся с его губ вместе с жизнью.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
