Есть ряд указаний, что Петр Толстой все время сохранял преобладающее влияние в делах Тайной канцелярии. Мы видели уже, какое участие он принимал в этих делах; позволим себе в дополнение показать, сколь внимательно входил Толстой в самые мелкие дела. Вот чрезвычайно характерное в этом отношении письмо его к дьяку Палехину, который часто исполнял в Москве поручения Тайной канцелярии. «Господин дьяк Палехин, — пишет Толстой, — письма твои, отпущенные из Москвы минувшего февраля от 22, а именно: первое — о сыске вдовы Акулины Григорьевой дочери, второе — о Федоре Горшке; третье — о бывшем Пищеговской пустыни игумене Симоне; четвертое — о подметных письмах, которые сожжены в Владимире; пятое — о высылке Постельникова; шестое — о раскольницах, кликушах и о Мещерском; да от 24 дня того же февраля о сыску помянутой же вдовы Акулины письмо и дубликат, два письма о Федоре Горшке из его расспросу — получены сего марта 1 дня; и по получении сего Ивану Нарышкину и жене его объяви государев указ, чтоб они были в Москве из дому своего неотлучно до указа, а людей их, которые в доме при них есть, в деревни не посылали б, а которые их люди про бабу Акулину поручику Заозерки-ну сказывали, также и других всех их Нарышкиных людей в канцелярию под караул забери, и расспроси их о той бабе накрепко в застенке порознь, объяви им с великим пристрастием указ: ежели кто покажет о ней к отысканию, тот награжден будет, а кто прикроет, а о том сыщется, что ведали, тому смерть без всякого милосердия и пощады; и, как возможно, со всяким усердным тщанием отыскивай немедленно; и буде к сыску той бабы следу не будет, то Ивану Нарышкину и жене его объяви, ежели они вскоре не сыщут той Акулины Григорьевой дочери, взяты будут сюда; а людей Нарышкина, кои ее не знают и не важно из их расспросов покажется, тех свободи, и о получении сего и что станет чиниться, о том почаще к нам пиши неукосня, дабы было без сомнения в получении писем; а задержанную бабу Акулину Иванову дочь из-за караула свободи; а по расспросу Федора Горшка о присылке к тебе из Казани подлинного всего дела писали мы в Казань к губернатору господину Салтыкову, и как ты оное дело получишь, рассмотри его и учини выписки, подлинную и перечневую, и к нам пришли неумедля; а Начаткина человека Крюкова сыскивать и по сыску распрашивать. Петр Толстой. 3 д. марта 1721 года из Санкт-Петербурга.
Для Бога потрудись, что бабу Акулину, конечно, сыскать и не слабовато поступать».
Толстой действовал в Тайной канцелярии как бы наравне с другими министрами, и род его деятельности в общем не отличался от их деятельности. Однако мы имеем определенные данные, указывающие на то, что Толстой занимал несколько особое положение. В одном письме Толстого от 1721 года говорится: «…и как мнением в Тайной Канцелярии определено, тому мнению и Его Превосходительство свое мнение согласует».
Сохранилось и такое определение Канцелярии: «1723 г. февраля в 6 день по указу Его Императорского Величества Канцелярия Тайных дел, слушав сего дела и выписки, определила…» и т.д., а в конце, после приговора: «…и сего определения писать в Москву к Его Превосходительству Петру Андреевичу Толстому. Ушаков Андрей». Другое определение, тоже за подписью Ушакова, кончается так: «…однако ж о том требовать совету от господина действительного тайного советника кавалера Толстого, и о том к нему писать. 17 января 1724 года». Иногда Толстому докладывались экстракты по делам, которые возникали в его отсутствие: «…Тайный действительный советник кавалер и от лейб-гвардии капитан Петр Андреевич Толстой по прибытии своем из Москвы… слушав экстракта, и по… делу о скверных сумасбродных словах Нарвского пехотного полку солдата Евстрата Черкаского… учинил… оного Черкаского послать в Каменной монастырь с нарочным и велеть его тамо содержать скованна неисходно из монастыря за присмотром… Петр Толстой». В 1723 году Ушаков посылает Толстому экстракты при следующем коротком письме: «Государь мой милостивый Петр Андреевич! До Вашего превосходительства предлагаю при сем по Тайной Канцелярии о нерешимых делах экстракт. А какие и о чем, тому значит при сем реестр, по которым требую резолюции, что чинить; и так остаюсь Вашего превосходительства раб Ушаков Андрей». В мае 1721 года, посылая Толстому экстракты по делам и излагая свое о них мнение, Бутурлин задает вопрос: «И по тому донесению что чинить?» Таким образом, один из министров Тайной канцелярии не решается дать дальнейший ход делам, не испросив санкции Толстого. На это письмо Толстой ответил: «Как вы изволили свое мнение объявить… тому вашему мнению и я согласуюсь». И вслед за этим уже Ушаков пишет Толстому, что он видел его письмо Бутурлину и, «усмотря ваше, государя моего, о делах канцелярских мнение, тою материю, как в письме Ивана Ивановича предъявлено, исполнять будем». Необходимо иметь в виду, что при тщательном просмотре дел Тайной канцелярии, не удалось найти и следа подобного рода обращений к какому-либо другому министру; только одного Толстого и спрашивали министры — причем спрашивали в более или менее важных случаях всегда.
Впрочем, и в более мелких делах Ушаков не решался обходиться без согласия Толстого. В 1720 году Ушаков пишет Толстому о просьбе канцеляриста Гуляева[91] отпустить его в отпуск в Казань: «того ради, — пишет Ушаков, — сам государю моему доношу, повелишь ли его Гуляева… отпустить». На это Толстой отвечает: «Извольте для докучной его просьбы по желанию его отпустить».
В общем, можно сказать, что все министры Тайной канцелярии считали себя обязанными доводить свои действия до сведения Толстого. Он принимал это, как должное, и, хотя в очень осторожной, вежливой форме, всегда отвечал на эти запросы определенно и вовсе не частным образом, как может показаться, а совершенно официальным порядком — его ответы заносились в книги Тайной канцелярии.
При этом необходимо заметить, что дьяки считали своим долгом уведомлять более или менее обо всех делах Тайной канцелярии не только Толстого, но и Ушакова; однако что касается до Ушакова, то мы уже видели его несколько низшее положение по отношению к Толстому. В мае 1722 года Толстой делает секретарю Топильскому такое распоряжение: «…во отсутствие мое в поход… по делам Тайной Канцелярии о чем надлежит репортуй генералов майоров и лейб-гвардии майоров Андрея Ивановича Ушакова да Григория Григорьевича Скорнякова-Писарева, а ко мне писем уже не пиши».
Если постараться резюмировать в одном выражении то положение среди министров, какое, видимо, занимал Толстой, то мы не очень ошибемся, назвав его «первоприсутствующим министром», а в известной мере и главой Тайной канцелярии. В августе 1726 года состоялось определение Тайной канцелярии о выдаче вознаграждения за один правый донос, в котором, в объяснение задержания выдачи этого награждения, читаем: «…обозначенного награждения ему, Комарову, было не учинено для того: Тайной Розыскной Канцелярии член в Санкт-Петербурге был один, а первенствующий в Москве обретался»; под этим определением подписались Толстой и Ушаков. Итак, награждения нельзя было учинять без первенствующего, который отсутствовал; теперь это награждение учиняется, то есть «первенствующим» — может быть или Ушаков, или Толстой, подписавшие определение. Это не может быть Ушаков, так как мы ранее видели его несколько зависимое положение от Толстого; следовательно, «первенствующим» министром Тайной канцелярии назывался Толстой. Если мы примем еще во внимание, что в определениях подпись Толстого стоит обычно первой (выше, или как бы конкурируя с подписью Бутурлина), то едва ли останется сомнение для заключения, что роль Толстого как министра была отлична от роли других министров: он был среди них «главным».
