– Ты еще спрашиваешь? Тебе что, мало позора? Хочешь требовать с мужа деньги за то, что он не желает терпеть твои измены? Пока я жив, этого не будет! Ахмед имеет полное право развестись с тобой, Мона. Любой на его месте именно так бы и поступил.
– Но он должен выплатить муахр, если сам подает на развод. У него ведь нет доказательств моей измены, – упрямо повторила она.
– Формально – да. Но я не позволю тебе брать с него деньги, потому что хочу сохранить хоть крупицу достоинства. Это мое последнее слово.
Мона хотела что-то добавить, но, увидев выражение его лица, осеклась. Не удержавшись, она громко хлопнула дверью и побежала в свою комнату.
Через час пришла Линда. Отца не было дома, и никто не мешал им общаться. Подруги долго сидели обнявшись и тихо разговаривали. В душе Моны крепла отчаянная решимость.
– Мне придется уйти из дома. Отец не оставил другого выбора.
– Ты уверена? Я понимаю, в каком положении ты оказалась, но подумай еще раз. Обратного пути уже не будет.
– У меня нет выбора, – повторила Мона. Что ты предлагаешь? Сидеть дома взаперти до конца своих дней?
– Уверена, со временем твой отец смягчится…
Мона пожала плечами:
– Но работать он мне никогда не разрешит. Отец по-прежнему считает, что женщина должна сидеть дома, а работа разрушает ее семью, – и наша с Ахмедом ситуация отлично вписывается в эту схему. Хорошо, пусть папа разрешит мне выходить из дома. Дальше что? Все соседи уже в курсе, что муж вернулся раньше срока и сразу же развелся со мной. Деталей никто не знает, но мало кто сомневается в том, что я ему изменила. А еще окружающие уверены, что я бесплодна, – впрочем, на фоне всего остального это так, цветочки. Такие вещи у нас никогда не прощают и не забывают, – значит, моя репутация безнадежно испорчена, и замуж мне уже не выйти. Родные будут твердить, что я должна полагаться на Аллаха и замаливать свои грехи… Линда! Мне двадцать два года! В чем заключается мой грех? Неужели я не заслужила хоть немного счастья?
– Бедная моя девочка, – прослезилась Линда.
– Я не могу позволить себе потерять работу, – продолжала Мона, не слушая ее. – Это мой единственный шанс. Плохо то, что все мои накопления остались у Ахмеда, и вряд ли он отдаст мне эти деньги. Честно говоря, я даже не осмелюсь просить его об этом. На муахр тоже рассчитывать не приходится. Скажи, я могу пожить у тебя какое-то время? Я что-то придумаю, клянусь! Мне нужно всего несколько дней!
– Ну конечно, приезжай, – пробормотала Линда. – Я сделаю для тебя все, что смогу. Тем более что Мизу сейчас в командировке… Но ты же понимаешь, что рано или поздно родные узнают, где ты, и им это сильно не понравится.
– Понимаю. Я постараюсь уехать до того, как вернется твой муж. Спасибо тебе, Линда.
– Пока что не за что. Когда ты переедешь?
– Завтра ночью.
– Ночью? Ты хочешь уйти тайно?
– Иначе меня просто не выпустят. Придется бежать, причем срочно. Через два дня начнется рамадан…
– Ходят слухи, что в рамадан в Каире снова станет опасно. Мизу уже предупредил, чтобы я постаралась как можно реже выходить из дома, особенно без него. Ты не боишься начинать новую жизнь в такой ситуации?
– Как будто у меня есть выбор. Если честно, то больше всего я боюсь остаться запертой в этом доме до конца своих дней. Даже перспектива оказаться в самом центре бойни на Тахрире не пугает меня так сильно.
– Ох, Мона. Ты уверена?
– Другого выбора просто нет, – упрямо повторила она. – Кстати, у меня к тебе еще одна просьба. Ты не могла бы прийти завтра днем и принести мне никаб?[23]
– Это нужно для побега? – спросила Линда, понизив голос.
– Да. Мало выбраться из дома, надо еще доехать до Каира. Вдруг кто-то на улице меня узнает? Я не хочу рисковать – второго шанса у меня точно не будет. Извини, что обращаюсь к тебе, но, сама понимаешь, больше не к кому.
– Хорошо, я приду завтра и принесу тебе никаб. А что Сергей?
– Ну а что он может сделать? Я просила его не звонить. Переживает, предлагает помощь. Но я постараюсь выкрутиться сама. Брать деньги мне неудобно, а жить у него я не могу. – Мона нервно засмеялась. – Надоела эта конспирация. Не дай бог отец узнает, что мы еще общаемся. То от Ахмеда скрываться, то от папы… До чего же я устала… Пришлось удалить его номер, всю историю звонков и переписки.
– Как же ты ему звонишь?
– Номер я давно помню наизусть. Жду, пока дома никого не окажется, набираю по памяти и тут же стираю информацию о вызове. После того как свекровь залезла в мой телефон, я уже никому не доверяю.
– Да тебе уже можно работать в разведке, – усмехнулась Линда.
Весь день Мона пыталась улучить минуту, чтобы связаться с Сергеем, но дома постоянно кто-то был, и она не решалась позвонить. Временами ею овладевало странное спокойствие, и она подолгу сидела у окна, ни о чем не думая. Но апатия отступала, и Мона принималась вышагивать по комнате, переставляя вещи с места на место и разговаривая сама с собой. Отец и братья к ней не заходили; мать и Сумайя пытались успокоить Мону и уговорить смириться со своим положением.
– Время все лечит. Доверься Аллаху и не спорь с отцом, – убеждала ее мать.
– По району уже ползут сплетни, – грустно сообщила Сумайя, – хотя толком никто ничего не знает. Какое-то время тебе лучше пересидеть тихо. Со временем все устаканится и отец позволит выходить из дома.
Выходить из дома! В душе Моны все бунтовало при одной мысли о том, что право покидать квартиру еще нужно заслужить. Раньше тюремщиком была свекровь, теперь – ее собственные родные, и от этого Моне было еще сложнее смириться со своим положением. Все твердили, что необходимо терпеть и ждать, но Мона не чувствовала за собой никакой вины, не собиралась тратить время впустую и совершенно не хотела терять работу.
«Они меня не понимают, – с грустью думала Мона, глядя на родных. – Мы как будто говорим на разных языках».
Если раньше сама мысль о том, чтобы порвать с родными, казалась ей кощунственной, то теперь Мона рассуждала об этом спокойно и отрешенно. Она знала, что будет скучать по родным, но понимала, что никак не может остаться с ними. Приняв решение жить отдельно и независимо, она старалась быть как можно более внимательной по отношению к матери и сестре.
«Если Аллах захочет, когда-нибудь они поймут и простят меня, – уверяла себя Мона. – Возможно, не сразу, а со временем… Но даже если придется заплатить за свою свободу полным разрывом отношений с родными… я готова и на это».
Только на следующее утро Моне удалось связаться с Сергеем. Она сразу поняла, что разбудила его, но также почувствовала, что Сергей рад этому звонку.