— Соня!
Адил-бей был потрясен. Он хотел вновь схватить ее за плечи. Но, когда он приблизился, Соня вскочила с выражением ужаса в глазах.
— Оставьте меня!
Она искала выход. Устремилась к двери, сумела ее открыть, прежде чем Адил-бей догнал девушку.
— Соня!
Она уже мчалась по коридору. Он побежал быстрее, схватил Соню, когда она ступила на лестницу.
— Оставьте меня! — повторила Соня.
— Идемте… Я вас не отпущу…
Кто-то смотрел на них с верхней лестничной клетки, но Адил-бею было все равно. Он втолкнул девушку в кабинет и закрыл дверь на ключ.
— Почему вы плачете?
— Я не плачу.
И это казалось почти правдой. Соня вновь обрела спокойствие, хотя блестящая дорожка еще не исчезла.
— Вы плакали. Вы и сейчас почти плачете. Я хочу, чтобы вы мне сказали…
— Мне нечего вам сказать…
— Вот именно! Вы отравили моего предшественника. Вы пытались тем же способом убить и меня, при этом будучи моей любовницей! И когда я требую объяснений, вам нечего сказать! Восхитительно! Вот памятник неосторожности или цинизму! Это… это…
Должно быть, он казался смешным, нелепым, так суетясь, выкрикивая первое, что приходило ему в голову. Она улыбнулась. Уголки ее губ чуть поднялись вверх, а затем девушка бросилась в кресло, обхватила голову руками, и ее плечи затряслись.
Она смеялась? Плакала? Адил-бей недоверчиво смотрел на Соню, не осмеливаясь подойти.
— Соня! Встаньте! Я хочу видеть ваше лицо…
На город упала ночь, как будто кто-то рассыпал в воздухе сажу.
— Я знаю! Я глупец! Я всегда был глупцом, не так ли? Глупцом, потому что полюбил вас! Был глупцом, когда сжимал вас в объятиях и раскисал настолько, что на глаза наворачивались слезы! Я был глупцом, когда ревновал вас! Когда смотрел в зеркало, обеспокоенный тем, что в моем теле не осталось никаких жизненных сил…
— Замолчите! — взмолилась Соня, не разжимая сцепленных рук.
— Потому что я говорю правду? Я чуть не замолчал навеки, и я отлично представляю вас здесь, в этом кабинете, с моим преемником, а затем вечером с ним же в моей спальне.
Секретарша так резко подняла голову, что Адил-бей растерялся.
— Я вам говорю, замолчите!
Турок никогда не думал, что можно так побледнеть, он вообще не предполагал, что лицо может так сильно измениться всего за несколько секунд.
Перед ним сидела не Соня. Необычайно большие глаза, мокрые веки. Распухший нос с раздувающимися крыльями, и губы, такие натянутые, такие напряженные, что они стали напоминать красный, словно кровоточащий шнурок.
Сейчас ее трудно было назвать красивой, и Адил-бей, устыдившись, простонал:
— Соня…
— Нет. Позвольте мне уйти.
Она больше не находила в себе сил прятаться. Она едва дышала. Совершенно машинально девушка потянулась за сумкой, чтобы достать платок, и так же машинально Адил-бей дал ей свой.
— Спасибо.
— Мы просто поговорим, Соня. Но сначала вам следует успокоиться.
Однако секретарша не успокаивалась, напротив! У нее начался новый приступ рыданий. Она плакала, как ребенок, все мышцы ее лица сокращались, а губы тщетно ловили воздух. Она задыхалась. И на это было больно смотреть. Адил-бей попробовал взять ее за одну руку, затем за другую, погладить лоб.
Соня оттолкнула мужчину. Она бормотала перекошенным ртом:
— Оставьте меня!
В какой-то момент она так сильно сжала свои собственные ладони, что ее пальцы стали мертвенно-бледными.
— Я умоляю вас, Соня!
Консул боялся, что его собеседница заболела. Ее слезы нисколько не походили на его собственные, он вообще никогда не видел подобных слез. Самым страшным было то, что все ее тело содрогалось в конвульсиях, то вытягиваясь, то свертываясь в клубочек.
Соня не желала успокаиваться. Она отталкивала консула, и время от времени в ее глазах вспыхивала ненависть.
— Так нельзя, Соня! Вам необходимо прийти в себя. Вам станет легче, если вы выговоритесь.
Адил-бей дрожал от напряжения. В доме напротив госпожа Колина задернула занавески, без сомнения, потому, что собиралась зажечь лампу.
— Возможно, я наговорил много жестоких слов, Соня, слов несправедливых. Вы не пытались меня отравить, я не должен был так думать и сомневаться в вас…
И снова на ее заплаканном лице мелькнуло подобие улыбки. Соня немного успокоилась, но при этом смотрела на Адил-бея с очень странным выражением, в основном с жалостью.
— Это так? Я был не прав? Говорите! Я вам поверю! Я клянусь вам, что поверю любому вашему слову. Я вас слишком сильно люблю! Вы не понимаете… Вероятно, я производил впечатление человека, в одиночестве блуждающего в пустоте… Вы именно так и думали… На самом деле я кружил вокруг вас… Вы стали центром притяжения, ядром…
— Замолчите, — пробормотала Соня изменившимся голосом.
Она приходила в себя. Конечно, она была сломлена. Девушка говорила очень тихо, со спокойствием тяжело больного человека.
— Почему вы хотите, чтобы я замолчал? Я не прав?
— Да.
— Не прав, потому что люблю вас?
— Да.
Ее распухшие веки покраснели, красными, почти фиолетовыми, пятнами пошли и скулы.
Чтобы быть ближе к Соне, турок встал рядом с ней на колени, обхватил ее ноги. Таким образом, девушка смотрела на него как бы издалека, с высоты, можно сказать, из другого измерения.
— Вы этого не делали, Соня!
— Я это сделала, — совсем тихо произнесла секретарша.
— Но почему?
— Вы не сможете понять.
— Я уверяю вас, что пойму. Только не молчите больше. Позвольте мне задать вам несколько вопросов. Мой предшественник?..
Соня лишь моргнула в знак согласия, и на ее губах вновь заиграла слабая, однако не лишенная доли насмешки улыбка.
— А я? Вы сразу начали это делать? Нет? Когда стали моей любовницей? Но зачем вы согласились? Вы меня не любили?
Девушка тряхнула головой, сделала глубокий вдох и удрученно развела руками.
— Это ни к чему не приведет, — вздохнула она.
— Что?
— Наш разговор. Позвольте мне уйти. Думайте что хотите. Возвращайтесь на родину.
Тут Соня увидела, как глаза Адил-бея вновь стали внимательными и злыми. Она почувствовала, что сейчас ее собеседник опять взорвется, начнет кричать, крушить все подряд, и тогда Соня положила ладонь ему на лоб и взмолилась:
— Нет, оставайтесь спокойным!
