Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Так что и традиция чтения Евангелия может быть разной. Наша задача – прочитать Евангелие-книгу так, чтобы она стала Вестью-Евангелием.
Есть еще традиция – послушание духовнику, священнику. Это вообще очень тонкая материя. Зародилось послушание в монашестве, это монашеское делание, а мы часто лишь копируем форму – об этом в последние годы было много написано, не буду повторяться. Скажу лишь, что настоящее послушание предполагает в первую очередь слышание и слушание того, кто может показать тебе путь. Но слушать – это не такое простое умение, кстати, может показаться, что послушание – это предельное лишение себя свободы и воли. Особенно поражают истории из патериков – про послушников, которые годами должны были поливать палку или сплетать и снова расплетать корзины. Со стороны это выглядит как анекдот, как глупость, как парадоксальная ситуация. Но именно парадоксальная ситуация – если ты внутри этого парадокса – может привести тебя к свободе. Однако повторюсь – это очень тонкая материя: послушание и монашеское делание. А нам здесь нужно быть бдительными.
Например, нельзя снимать с себя ответственность, просто перекладывая все на духовника. Конечно, наставник нужен – для того, чтобы было кому задать вопрос, попросить разъяснить что-то в Евангелии. Наставник – чтобы прочистить тебе уши. Но только уши. Не сердце и не душу. Потому что это уже очень сложные органы, и неверным прикосновением их можно испортить.
Или – о традиции Причастия. Есть ведь такая опасность, как привыкание. Потеря, если можно так выразиться, духовной тонкости восприятия. И тут все зависит от того, каким органом мы воспринимаем реальность. Если только на уровне головы, то это может стать скучной традицией, многократным повторением действия, смысл которого потерян. А если мы воспринимаем Причастие по-настоящему, то есть на уровне всего человека, это уже не может быть обыденно, потому что это живое соединение с Телом и Кровью Христа.
Лев Толстой в «Исповеди» говорит о своем ощущении бессмысленности жизни, когда ему казалось, что жизнь – это как будто над тобой кто-то посмеялся, кто-то вывел тебя на свет лишь для того, чтобы потом снова увести во мрак небытия. Но вот что удивительно: когда Толстой пишет как писатель – в его текстах есть Жизнь, он способен открывать потрясающие глубины. Когда он начинает рефлексировать – то есть включает только голову (это прекрасно видно в «Исповеди»), – у него возникает ужас перед бессмысленностью жизни. Потому что ответы на свои вопросы он ищет в голове. А там ответов нет. Знание расположено не в голове. Знание, если можно так выразиться, – во всей целостности человека.
Так и традиции надо проверять на себе. Смотреть, как они работают. Задавать себе вопросы. И знаете, хороший критерий живой традиции и реакции на нее (признак, что традиция не убила тебя) – это удивление перед жизнью.
Исповедь по Фрейду
Есть еще один вопрос, который мне как священнику представляется сегодня очень существенным. Речь об исповеди.
Был такой замечательный человек: Михаил Бахтин. Он был филолог философского плана, а потому и остался без работы в Советском Союзе. Но рассказ мой не о его жизни, рассказ скорее будет о Фрейде, о котором Бахтин написал небольшую книгу под псевдонимом Волошин. Книга называлась «Фрейдизм. Критический очерк».
Бахтин, будучи человеком чутким к словам и речи, показал в своей книге, как Фрейд научился пользоваться речью человека, чтобы освободить его от психопатологии, от истерии. Фрейд сравнивал свой метод с исповедью (как он считал – с исповедью в Католической Церкви, ведь с Православной Церковью он просто не был знаком). Во время исповеди человек получает возможность высказать то, что в обыденной жизни он никогда и никому сказать не может. Таков же был и метод Фрейда: он помогал найти словесное выражение, словесный исход тому, что было подавлено в психике пациента и потому тяготило его, доводило до истерии. Бессознательное лишено права говорить, и освобождение приходит через слово. Бахтин заключает: «В этом – очищающая сила слова».
Я думаю, что Фрейд (Бахтин) не случайно назвал такой метод «очищения» пациента термином «словесный исход». Это своего рода «оговорка по Фрейду», ведь исход в нашей традиции в изначальном смысле – это исход иудейского народа из рабства, из Египта.
И исповедь по своей сути должна быть освобождением и очищением – исходом из рабства. Что, к сожалению, далеко не всегда в нашей практике происходит. Значительно чаще человек только играет роль кающегося.
* * *
Отвлечемся от Фрейда и вспомним: как вообще складывалась история появления исповеди? В самом начале исповеди один на один со священником не было – человек говорил о своих грехах перед всей общиной. Но что это были за грехи? Это были грехи, которые – и кающийся знал это – вели к разрыву с Церковью, то есть к катастрофе. Таких грехов фактически было три: предательство по отношению к Церкви (вероотступничество, отказ от веры во Христа во время гонений), предательство по отношению к семье (прелюбодеяние) и убийство[28].
В те древние времена исповедь была нужна тогда, когда возникала катастрофа разрыва, и таинство Покаяния было направлено на восстановление отношений с Церковью. Затем, через 300–400 лет, когда появилась тайная исповедь, это была уже исповедь-открытие духовнику своих помыслов. Такая исповедь окончательно оформилась с появлением монашества.
Но у нас сейчас с этим царит большая путаница. Во-первых, мы не переживаем грех как разрыв с Церковью, с Телом Христовым. Во-вторых, то, что мы делаем на исповеди, больше похоже на исповедование помыслов. То есть мы пытаемся на себя примерить монашество. Хотя монашеский подвиг – это что-то совершенно особое! И вместо монашеского подвижничества у нас происходит имитация непонятно чего.
Человек приходит на исповедь со списком грехов, тщательно и старательно написанным, а потом говорит: вы, пожалуйста, не рвите его, в следующий раз пригодится. И ему даже на ум не приходит, что если это таинство Покаяния, то в следующий раз бумага должна быть чистой, как снежная равнина!
* * *
При этом я вовсе не хочу сказать, что человек, исповедующийся по списку грехов, – сознательный лицемер. Просто такая исповедь – это тоже своего рода традиция, которая сложилась не так давно.
Помню, в 90-е годы я работал в Чувашии как консультант Библейских обществ по переводу Священного Писания на чувашский язык. Работа была трудной, поскольку каждое слово Библии требовало понимания и проникновения, а я как раз и должен был обеспечить понимание. И вот приходят однажды ко мне чувашские переводчики и предлагают отложить трудный библейский текст, а вместо него начать переводить более понятный – а главное, более нужный, по их мнению! – пространный список грехов из книги «В помощь кающемуся».
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
