Глава двадцать третья
Песий день
Шестипалый вылизывал рыжую лапу, дожидаясь, пока песик гарцевал к нему через тротуар. Все Люди на день ушли из дома. Сейчас район принадлежал Безблохим.
Колокольчик на шее у рыжего кота поблескивал на солнце и звякал каждый раз, когда хозяин приглаживал шерсть за ушами. Он приучил всю округу вздрагивать при звуке его колокольчика. Часто Шестипалому достаточно было всего лишь позвенеть, чтобы зверек выдал ему свои самые потаенные секреты.
Разумеется, ему больше нравилось, когда жертва сопротивлялась. Тогда он пускал в ход когти.
– То есть тебе удалось заставить змея обратиться против собратьев? – спросил Шестипалый у Титуса.
– Я заставил змея вспомнить, откуда он родом, – ответил Титус. – Он начинал как сытый домашний питомец, и я пообещал ему, что он сможет вернуться к такой жизни. В обмен на Кость.
– Рептилии, – фыркнул Шестипалый. – Не доверяю я им.
– Он сделал то, чего не смог ты, – заметил пес. – Он принес Кость.
– Забавно, я думал, только собаки играют в поноску.
– Не смей оскорблять меня, ты, воняющий птицами дверной скребок! – гавкнул Титус.
Он ненавидел котов с их высокомерием. Они ели людскую еду, пили людскую воду и принимали людскую заботу, но все равно ставили себя выше остальных Безблохих, просто потому, что жили на улице. По мнению Титуса, Шестипалый был немногим лучше диких паразитов, которых так ненавидел. Какой из него домашний кот? Насколько Титусу было известно, у Шестипалого и блохи водились.
– Знаешь, Бэзил и мне подарочек принес. – Шестипалый вытащил из-за ошейника крохотный мешочек и развязал шнурок. Он вытряхнул мешочек, и на землю со стуком выкатилась мышь в рваной и грязной белой сутане. Мелкий грызун зажмурился, внезапно очутившись на солнце.
– Привет, Мартин, – сказал Шестипалый.
Мартин поднял взгляд на кота и собаку, что нависли над ним.
– Вы, воняющие шампунем чудовища! – заорал он. – Кость Согласия дает нам право остаться, и вы это знаете! Это доказательство того, что ваш предок заключил сделку с Азбаном. Вам не скрыться от истины.
Титус обошел по кругу припавшую к земле мышь.
– Хватит с меня древней истории, лицемерный сыроглот! Всем наплевать на эти быльем поросшие сделки. Мы не историки, мы животные. Наш путь – это путь клыка и когтя, наш закон – стала. Мы не торгуемся за нашу землю, – мы берем ее! Теперь, когда ваше бесценное доказательство у меня, я намерен закопать его так глубоко, что даже твой призрак не сумеет его отыскать.
– То есть ты собираешься сделать вид, будто его никогда не существовало? – уточнил Мартин.
– Кто управляет историей, управляет будущим, – изрек Титус. – Без этой штуки паразиты не имеют права называть переулок домом.
– Ты самая грязная, самая вонючая, самая лживая, самая клопоумная псина, какую я когда-либо…
Не успел Мартин закончить, как Шестипалый закатил его обратно в мешочек и крепко затянул. Мышиный голос продолжал вопить, но его заглушала ткань, и ничего было не разобрать.
– Полезный сюрпризик, – заметил Титус коту.
– Я собирался его съесть, – бросил Шестипалый.
– Сначала я хочу, чтобы ты отправил паразитам уведомление об изгнании. Скажи им, пусть покинут свои дома и лавки немедленно, или будут уничтожены. Переулок наш, и любой оставшийся в нем после восхода солнца закончит свои дни в миске с кормом в качестве последнего.
– Солнце уже взошло, – напомнил кот. – Паразиты наверняка спят.
– И что? – замотал головой пес. – Разбуди их. Уверен, друзья Мартина помогут нам в этом.
Кот улыбнулся:
– Стало быть, война?
– Война? – Пес сел и почесал за ухом. – Нет. Не война. Это, думаю, будет бойня. Приведешь уличных котов?
– Разумеется, – сказал Шестипалый. – При одном условии.
– А именно?
– Когда все будет кончено, я съем Китову голову…
– Опять ты со своими головами. – Пес снова почесал за ухом. – Ладно. Можешь съесть его голову.
Шестипалый облизнулся.
Титус подумал, что коту-убийце не помешало бы сходить к ветеринару, чтобы тот полечил его от одержимости поеданием голов, но у пса хватало более важных забот, чем думать о рехнувшемся пушистом киллере. Родители всегда говорили ему, что одни псы рождаются для величия, другим дают величие Люди, а некоторые, вроде него, должны схватить величие за шкирку и растерзать на куски.
Он ощущал вкус этого величия на кончике языка.
А может, это была вода из унитаза.
В любом случае, день намечался вкусный.
Пришла пора вести Безблохих в бой.
Глава двадцать четвертая
Листовка
Эйни с Китом помогли дяде Рику навесить новую входную дверь, разделили на троих улиточно-сникерсный сэндвич из пекарни Анселя и улеглись, подавленные, отдохнуть.
Кит свернулся клубком на диване дяди Рика, а Эйни свернулась клубочком у него на хвосте. Дядя Рик накрыл их обоих газетным одеялом.
– Ну… и что теперь? – спросил Кит. – Они же забрали Кость.
Дядя вздохнул:
– Не знаю, малыш. Просто не знаю.
– Думаешь, выкинут они нас из переулка?
Дядя Рик кивнул:
– Думаю. Но не хочу, чтоб ты по этому поводу переживал. Для енота твоих лет ты уже достаточно напереживался. Когда придет время, найдем себе где-нибудь новый дом, обещаю. А теперь поспи.
Перед тем как опустить ставень, отгородив дневное солнце, дядя Рик откашлялся, еще раз привлекая внимание юных зверей.
– Я должен спросить, Кит, какого рода сделку ты заключил с аллигаторшей во избежание съедения?
