А назавтра, на рассвете Выйдет с песней дочь народа Собирать цветы в долине, Где блуждала Суламифь… Подойдет она к обрыву, Поглядит с улыбкой в воду — И знакомому виденью Засмеется Иордан,
раздались аплодисменты, как это бывает в театре. Декламатор окинул взглядом стоявших вокруг него людей и вдруг встретился глазами с девушкой необыкновенной красоты, с девушкой, казалось, сошедшей с полотен художников эпохи Возрождения. Она смотрела на него, а он на нее, сквозь толстые стекла очков. Она сама подошла к декламатору:
— Кто автор этих дивных стихов?
Стоявший рядом Яков не позволил другу ответить:
— А вы угадайте.
— Что не Лермонтов, я догадываюсь, не Пушкин — тем более. Но и они бы не выразили лучше тех чувств, что сейчас живут в моем сердце.
— Автор — один из нас, — улыбнулся Яков.
Молодые люди не могли скрыть своего восхищения незнакомкой. В ее красивых выразительных глазах, казалось, отразилась вся история народа, ее породившего.
— Вас зовут Юдифь, — уверенно сказал Яков.
— Назовите автора этих дивных стихов, и я назову свое имя.
— Я ведь уже сказал, это один из нас.
— Значит, это вы, — девушка обратилась к спутнику Якова.
— Как всегда, Сёма, донжуанские лавры достались тебе! — вздохнул Яков, но уже через несколько минут умудрился тайком подарить прекрасной незнакомке сборник «Песни молодой Иудеи», где были и его стихи, с дарственной надписью. А потом спросил: — А можно я прочту чужие стихи? Уж очень они напоминают наше путешествие. — И продекламировал Л. Яффе:
…Средь грязных ящиков и тюков Толпой евреи собрались.
На них субботние наряды, Их храм на палубе в огнях,
И луч покоя и отрады Играл в их выцветших чертах.
В простор задумчивый и ясный По волнам песня их плыла,
Гремел над морем хор согласный: «Lecho doidi likrath Kalax»!
Тонул и падал берег в море. Бледнел далекий огонек, Зажегся Млечный Путь в просторе, Мы плыли дальше на восток…
Сгорали свечи беспокойно, Дрожала вспугнутая мгла… В душе напев тянулся скромный: «Lecho doidi likrath Kalax»!
— Замечательные стихи, но ваши, — посмотрев на Самуила, сказала девушка, — нравятся мне больше.
Окрыленный таким неожиданным успехом, Самуил прочел стихи:
Скорбь забуду, гнет душевный И разбитые мечты, Там узнаю дни отрады, Дни любви и красоты…
В глазах девушки блеснули слезы:
— Перепишите мне эти стихи, я хочу их запомнить.
— У нас еще будет время: нам предстоит путешествовать вместе не один день.
Самуил и новая его знакомая так пристально смотрели в глаза друг другу, что это заметили окружающие.
— Сказано в нашем Писании: «Заклинаю вас, девицы иерусалимские сернами и полевыми ланями: не будите и не возбуждайте любовь, пока она не придет», — провещал хасид.
Пожилой человек, услышав эти слова, произнес на идише:
— Их зэй, а сы из а пурл фын Гот (Я вижу, эту пару создал сам Бог).
Молодые люди, непроизвольно взявшись за руки, отошли в сторону.
— Меня зовут Софья. Так меня назвали в память о бабушке Шейндл, она родом из местечка Ионишкис.
— Насколько мне известно, Софья — скорее от имени Сора или Сара, а не Шейндл.
— Я поняла, что в делах еврейских вы разбираетесь лучше меня. И все-таки я Софья, Соня, — с очаровательной улыбкой сказала девушка.
Софья Мильвидская в 1907 году окончила ковенскую женскую гимназию и уехала в Петербург — мечтала поступить в институт.
…Вскоре молодые люди общались так, будто знали друг друга много лет.
