Аттиле и Берику приходилось выбирать ту или иную политику в зависимости от случая. Здесь им удавалось объяснить свои намерения и уговорить добром, там навязать свою волю по праву сильного. Аттила старался опираться на верных людей, которым поручал поддержание порядка на местах. Лестью и уговорами старых врагов заставляли заключать договоры о дружбе. Но наряду с увещеваниями совершалось настоящее избиение непокорных. Маленькие группы и племена грабителей-кочевников, разбойники, бежавшие из общин, — все эти ненадежные элементы беспощадно вырезались. Империя существует, и у нее есть свои законы, которым надлежит подчиняться.
Там, где сопротивление было особенно сильным, применялась иная тактика. Прежде всего выявлялись идеологи оппозиции, затем подбирались нужные люди, которые в силу убеждений, а чаще амбиций были готовы взять на себя управление краем и осуществлять его в соответствии с решениями императора и правительства. Следовало подготовить местные кадры к выполнению административных функций, оценить их силу и популярность и как можно быстрее увеличить их численность. Враги были представлены двумя типами: тайными сепаратистами-двурушниками, которые из страха приняли новые законы, но брались за старое, как только уезжали инспекторы Аттилы, и старыми вождями, закоснелыми в своем традиционализме и не желавшими ничего понимать.
Если лидеры сепаратистов были еще молоды, то их можно было либо уговорить, либо устранить руками их соперников. Присутствия императорской когорты вполне хватало для того, чтобы обеспечить успех переворота и оказать поддержку ставленникам императора. Регулярные войска вмешивались только тогда, когда без них нельзя было обойтись. Обычно же они, не пачкая рук, присутствовали при повешении побежденных и приветствовали победителей, которым Аттила или его представитель вручал бразды правления краем.
Если же речь шла о старых упрямых вождях, то уговаривать их было бессмысленно, проще было убить, а способов для этого существовало множество. Довольно эффективным методом была расправа со стариками руками молодых амбициозных вождей, обязанных Аттиле своим восхождением. Недурным рецептом считалось и дружеское приглашение на охоту, на которой с гостем приключался несчастный случай, после чего, воздав последние почести усопшему, можно было выбрать или назначить преемником верного человека. Отравление за пиршественным столом также имело свои плюсы, но внезапная смерть вызывала тревогу у присутствующих.
Отдача под суд носила, прежде всего, показательный характер, но этой мерой не следовало злоупотреблять, иначе создалось бы впечатление, что повсюду одни лишь изменники и бестолочи. Но чаще всего вынесение смертного приговора и немедленное приведение его в исполнение лучше всего показывали, что ответственность есть ответственность, а дисциплина есть дисциплина. На упрямых стариков-традиционалистов эта мера всегда оказывала самое благотворное воздействие. Суд и расправа были средством воспитания. Плохо лишь то, что они отнимали время, а Аттила часто спешил. Иногда, когда осужденных было слишком много, он не выдерживал и присоединялся к палачам, чтобы ускорить процесс.
За время объезда центральных и восточных земель в боях или массовых расправах войсками Аттилы и Берика было убито около 40 000 человек, еще 10 000 погибло в междоусобных стычках, спровоцированных Аггилой, умерщвлено 250 вождей и казнено до 3000 простых людей, сохранивших верность мятежным вождям. Большинство казненных вождей были старики, место которых тотчас заняли молодые. Отличный метод омоложения кадров!..
Так было надо, хотя здесь цель не оправдывала средств. Аттиле требовалась поддержка смелых и решительных людей, разделявших его взгляды и безгранично преданных императору, от которого зависела их карьера и благополучие. Они стали инициативными орудиями осуществления всех его проектов.
После этой экспедиции империя гуннов уже не была прежней. Все было подчинено воле императора, центральная власть признавалась во всех провинциях. Империя стала действительно империей.
Аттила и Берик возвращались в сопровождении целого кортежа супруг и невест. Этого требовала дипломатия того времени: по полсотни «браков» с дочерьми или вдовами наиболее важных царьков на каждого и еще столько же «невест». Невесты и часть супруг были затем раздарены отличившимся командирам, весьма польщенным таким знаком внимания. Себе Аттила и Берик оставили только самых красивых и, что важнее, наиболее полезных в политическом отношении.
Передышка! Несмотря на то что войска Эдекона по-прежнему стояли под стенами Константинополя, Феодосий начал надеяться на это…
Какое разочарование! Едва возвратившись, Аттила, которому умиротворение центральных и восточных областей своей империи придало уверенности, продолжил прежнюю политику преследования: месть, месть и еще раз месть!
Онегез наконец получил долгожданный приказ войти в Македонию. Вместе с Эдеконом он внимательно изучил предстоящий театр военных действий. Гуннам противостояли дисциплинированные греческие войска и разношерстные отряды наемников. С учетом этого определялись возможные места столкновения с противником и распределялись силы: тут дикая конница наведет страх на византийский гарнизон, там легион, обученный по римскому образцу, раздавит наемников, здесь греко-римским войскам будет дано сражение по всем правилам римской военной науки, там в бой сразу будут брошены разнородные формирования.
Эдекон уже давно жаловался на низкое качество гуннских баллист и таранов, неспособных разрушать прочные укрепления. В спешном порядке начали строиться катапульты и стенобитные машины. Эдекон потребовал, чтобы его незамедлительно известили о результатах их первого боевого применения.
На все это ушли последние месяцы 445 года. К Феодосию постепенно возвращались его прежние страхи: ему перекрыли северный выход из осажденной столицы. Бедный Феодосий!
Онегез был рад совершить то, о чем думал многие годы. Он молниеносно продвигался по Македонии, легко преодолевая слабое сопротивление византийцев. Двойной натиск дикой конницы и легионов обратил в бегство гарнизонные войска и отряды по поддержанию порядка. Только в нескольких мелких крепостях и укрепленных лагерях отмечались попытки организовать оборону. Онегез не пожелал оставлять их у себя в тылу и методично брал одну крепость за другой, испытывая на деле новые катапульты. Он сжигал крепости и истреблял гарнизоны, убивая греко-римских солдат и принимая в свое войско наемников, которые предпочитали смену хозяев ударам кинжала.
Затем он вторгся в Фессалию, где одну за другой разбил две римские армии. Натолкнувшись с фронта на «современные» легионы гуннов и попав с флангов в клещи дикой конницы, они были разгромлены и почти полностью истреблены. Остатки войск бежали: одни в направлении… Афин(!), другие прошли по западному, а затем по северному побережью Эгейского моря… до Константинополя, где встретились с легионами Аспара! Последние беглецы прошли чуть ли не перед носом Эдекона, что немало позабавило его. Аспару же и Феодосию было не до смеха.
Осенью 447 года Онегез был уже в Фермопилах! К этому времени, по приблизительным данным, его войсками было уничтожено 19 крепостей, лагерей и местечек в Македонии, 9 на юго-западе Фракии и 57 городов и крупных поселений в Фессалии.
