Так или иначе, но они сдались и покорно полезли в трюм, видимо, надеясь, что мы к ним туда не полезем: их было вдвое больше, чем нас. Мы и не полезли. Несколько человек вспрыгнули к ним на палубу, заколотили трюмные люки, срубили грот-мачту и сломали рулевое колесо, а потом благополучно вернулись на свое судно. Была, конечно, мысль захватить фрегат, но это показалось все же слишком опасным, да и нужды не было: нашу посудину не представляло большого труда привести в порядок.
Не знаю, сколько времени понадобилось оскандалившимся морякам военного фрегата, чтобы вышибить люки, выбраться из трюма и привести в порядок руль. Думаю, без грот-мачты они обошлись — и так дотянули до ближайшего порта, а ближе всего был, кажется, Барбадос[22]. Ну, а мы направились на Ямайку. Корабль быстро был восстановлен, но теперь ему требовался новый капитан.
— И вся команда, как один человек, захотела избрать вас, сэр! — воскликнул Ник О'Коннел.
— И я первый это предложил! — улыбнулся Рей и все же взял с блюда еще одну перепелку.
— Я сказала, что хочу взять прозвище Черный Алмаз и так же назвать бриг, — сказала леди Вероника. — Никто теперь не помнит, но так назывался первый корабль, на котором еще юнгой начал служить мой отец. Под его бушпритом было такое же изображение черного бриллианта, как у нас. Говорят, это была память тогдашнего адмирала о рано скончавшейся жене. Моим парням понравилось новое название. Мы перекрасили бриг в черный цвет, и он стал таким, как теперь. Вот, собственно говоря, и вся история, и, кажется, я ее здорово затянула.
— А мне показалось очень интересно! — возразил Генри Бэкли.
— Просто ты с детства был ко мне снисходителен, дядя Генри! А между тем… Кто там? Вы, падре? Входите, входите, мы вам рады!
Вероника Дредд прервала свою речь, увидав на пороге высокую фигуру в черной сутане и сразу узнав человека, которого на Ямайке называли «пиратским аббатом», хотя он ничем не заслужил такого прозвища.
Глава 2
КОРОЛЕВА АНГЛИИ И КОРОЛЕВА ПИРАТОВ
Неподалеку от устья Блэк-Ривер находился монастырь бенедиктинцев, основанный, разумеется, испанцами, которым до 1650-х годов принадлежала Ямайка. Захватив ее, англичане хотя и забрали у монастыря большую часть земель, в том числе и те самые плантации какао, однако не стали разгонять монахов. Небольшой гарнизон города из поколения в поколение составляли ирландцы, они тоже были католики, и в монастыре после смены двух-трех поколений оказалось больше всего монахов-ирландцев: многим раненым или просто состарившимся на службе солдатам нравилась мысль, что скончать свои дни можно в мирной обители, выращивая маис и занимаясь рыбной ловлей.
Ирландцем был и падре Патрик, в прошлом отважный военный моряк, а последние двадцать лет — смиренный молитвенник. Он был помощником аббата, заведовал монастырским хозяйством и снабжением, но, кроме того, слыл в округе несравненным исповедальником. К нему на исповедь стремились все — от негров и мулатов с плантаций до брата губернатора и командира гарнизона. Шестидесятилетний монах, как никто, умел слушать. Он понимал неказистую речь рабов, едва-едва владевших английским языком, сам владел испанским и французским. Мог, если требовалось, часами выслушивать человека, впервые пришедшего к исповеди, и понять, что же главным образом его мучает, чтобы не просто отпустить грехи, но и дать совет, которого этот человек ждал, быть может, сам того не сознавая.
Вот уже несколько лет подряд к нему наведывались некоторые из флибустьеров, в том числе их предводители. Ходили слухи, что среди них падре Патрик далеко не всем отпускал грехи — он ждал не просто рассказа о совершенных преступлениях, но покаяния в них, а искренне каялся, быть может, один из десятка, большинство же предпочитали сделать богатые пожертвования монастырю. У таких «пиратский аббат» не брал денег, иной раз вызывая негодование настоящего аббата: что же он лишает обитель хорошего дохода?! Однако настоятель недолго сердился на своего помощника: благодаря падре Патрику аббатству святого Бенедикта покровительствовал губернатор, сюда приезжали знатные грешники со всего карибского побережья, и их пожертвования искупали принципиальность монаха, отвергавшего даяния нераскаявшихся головорезов.
Капитан Черный Алмаз пару раз за год обязательно бывал у падре Патрика. И, судя по тому, что в храме, на статуе святого Бенедикта, наряду с другими подношениями висели две золотые цепочки, одна с рубинами, другая с бериллами, золотой крест с бриллиантом в середине и пара колец, пожертвованные сэром Рональдом, его покаянию строгий монах верил…
В этот раз падре сам навещал раненого пирата, навещал уже во второй раз, и сподвижники леди Черный Алмаз понимали: монах искренне привязан к их капитану. Многие из них и сами исповедовались «пиратскому аббату», хотя и боялись его: он действительно был суров.
Падре Патрик, разумеется, знал тайну капитана флибустьеров и искренне обрадовался, когда ему рассказали, что теперь эту тайну узнала вся команда «Черного алмаза».
— Занимаясь такими делами, при которых трудно надеяться на спасение души, стоило бы, по крайней мере, не отягощать себя постыдным грехом лжи! — заметил он тогда.
— Вы присоединитесь к нашему завтраку, падре? — спросила Вероника, живо скатываясь со своего гамака и встречая монаха на пороге двери, ведущей из дома на террасу. — Правда, мои прожорливые сподвижники уничтожили уже больше половины перепелок, но кое-что еще осталось.
— Благодарю, дитя мое! — улыбаясь, воскликнул бенедиктинец и сел на одну из скамеек, пристроив рядом трость, которую явно носил для одной лишь солидности — ноги его никогда не подводили. — Но твои сподвижники, да, как я вижу, и ты сама, вероятно, редко заглядываете в календарь. Сегодня пятница, да и вообще мне, как монаху, не пристало есть мясо. Разве что будучи в гостях, но не по постным дням.
— Тогда виноград! — Леди Дредд если и смутилась, услыхав замечание, то сумела этого не показать. — Виноград с маисовыми лепешками и вином — тоже не самая скудная трапеза. А перепелок я сейчас же прикажу убрать, чтобы они не искушали вас. Эй, Билли!
И она отдала появившемуся перед нею юнге «Черного алмаза» блюдо с румяными тушками, которое Рей, Ник и Генри проводили грустными взорами, хотя и съели перепелок столько, что, казалось, могли бы насытиться до вечера.
— Я продолжу мой рассказ немного позже, — сказала леди Дредд, наливая монаху вина и садясь против него на скамью (вновь развалиться в своем гамаке в присутствии духовного лица показалось ей неучтиво). — Мне кажется, падре Патрик пришел с какой-то важной вестью. Ведь так, падре?
— Так, дочь моя! — подтвердил тот. — Вот сделаю глоток и тотчас расскажу, в чем дело.
— Ни в коем случае! — не допускающим возражений тоном воскликнула Вероника. — Сперва вы поедите. Ведь вы пришли сразу после мессы, значит, не прикасались ни к еде, ни к питью.
