Кристин сидит в своей комнате. Она поднимает на меня взгляд. Улыбается. Снова погружается в цифры на экране, что-то пишет. Вздыхает, крутит колесико мышки. Я замечаю, что круги под ее глазами стали темнее, чем обычно.
— Привет, Ким! Молодец, что зашел.
— Много работы? — спрашиваю я и киваю на беспокойно гудящий компьютер.
— Хватает. Сначала всегда так. Много новых детей и кое-кто из персонала. Как дела в школе?
— Как обычно. Кто эта девочка, которую еще не забрали?
— Хульда? Это же сестра Манфреда.
Вот как, думаю я, у Манни уже такая большая сестра. Она же была совсем малышкой, когда я видел ее в последний раз.
— Ты знаешь всех, — говорю я и смеюсь.
— Да, большинство людей в этом тесном мирке.
— Как прошла встреча в Мальмё?
— Отлично, — отвечает Кристин. — Так здорово встретиться снова спустя столько лет. Некоторых я не узнала.
Они… ну, как-то постарели. Ким, а ты как думаешь, я старая?
— Нет, — отвечаю я.
— Они выглядели так, словно увяли раньше времени.
Словно жизнь разочаровала их, сделала язвительными.
А вот Биргер не изменился. Да, он выглядит даже лучше, чем в гимназии. Мы встречались всего несколько месяцев.
Затем его забрали в армию, а я поступила в университет.
— И с тех пор вы не виделись?
— Нет.
Интересно, она расскажет о Биргере Джиму? Лучше всего оставить ее в покое. Затем Кристин начинает болтать о каком-то новом организационном плане в муниципалитете. Vision 2005. Я мало что понимаю. Только то, что они опять будут на всем экономить.
— Ни у кого в мире нет времени, — вздыхает Кристин. — Все говорят о будущем, но никто не хочет исполнять обязательства перед детьми. А ведь будущее — это они.
Я киваю. Я и раньше слышал об этом. В принципе Кристин права.
— Как ты считаешь, есть ли у нас будущее, если не сделать ставку на детей? Если у них не будет воспитателей, хорошего ухода, сказок и игрушек? Детям нужно время. Им нужен присмотр взрослых. Они должны отражаться в нас. Если мы бросим на произвол судьбы четвертую часть всех людей, еще когда они — дети, что тогда случится, Ким?
— Все полетит к чертям, — отвечаю я.
Кристин смотрит на меня. Кивает.
— Общество расслаивается. На хорошую часть и плохую. В хорошей части все становится немного лучше. Родители борются за то, чтобы стать еще более хорошими родителями, чтобы уделять своим детям время, хотя его отчаянно не хватает. В плохой части все становится еще хуже. Люди не в силах заботиться, у них нет ни на что сил.
Я не знаю, что сказать. Я немного устал от всех этих проповедей о будущем.
— Посмотри на Хульду, — продолжает Кристин. — Ее мама, Ингмари, должна была приехать еще час назад. Она два раза звонила с мобильного. Сидит на совещании.
Надеется, что успеет до моего ухода. Иначе ей придется искать Манфреда.
Звонит телефон. Кристин шарит рукой в поисках сигарет. Я поднимаюсь. Киваю ей. Она кладет руку на трубку.
— Увидимся через час, — говорю я.
В раздевалке я встречаюсь с Хульдой. Она выглядывает в приоткрытую дверь. Интересно, к какой части общества принадлежит ее семья: хорошей или плохой? Хульда замечает меня и захлопывает дверь.
— Пока, педик! — говорит она.
— Твоя мама скоро придет, — говорю я.
* * *
Как-то вечером я стою напротив большого дома Манни. Начинается дождь, и я прячусь под раскидистым каштаном на перекрестке. Добрая половина листьев лежит у меня под ногами, а ветер, быстро меняющий свое направление, подхватывает оставшиеся листья и вместе с дождем швыряет их в меня. Просто ветер, стоит ли об этом беспокоиться? Но Кристин это тревожит. Она говорит, что с климатом творится что-то неладное. Никогда еще в году не было так много ветреных дней. «Откуда нам знать? — говорит Джим. — Метеорология существует всего век, а климат — миллионы лет». Кристин на этот раз замолкает.
Я стою и смотрю на черный BMW со спортивными колесными дисками, припаркованный около дома. Фонари бросают желтый свет на автомобиль и ухоженный газон. Думаю, такая машина стоит целое состояние. Что будет, если ее испортят? Что сделает отец Манни, если какой-нибудь псих совершит диверсию?
В одном из окон я вижу отца Манни. Он стоит и разговаривает по радиотелефону. В темном костюме, белой рубашке и в галстуке он выглядит элегантно. Я смотрю на него и с трудом верю, что это отец Манни. Разве два таких разных человека могут быть отцом и сыном? Или они из одного теста? Может, в молодости его папа был таким же?
В кармане джинсов я нахожу зажигалку. Чувствую кончиками пальцев ее холодную поверхность. Несколько секунд раздумываю. Оглядываюсь.
Стараясь быть незаметным, подхожу к автомобилю. Присаживаюсь на корточки. В левой руке держу наготове зажигалку, пальцами правой руки пытаюсь подцепить запорную крышку бензобака. Крышка сидит крепко. Видимо, она заперта на замок. Ищу что-нибудь, чем можно ее отогнуть, и нахожу ключ. Засовываю его в щель и раскачиваю. На черном лаке остаются царапины. Но крышка не поддается.
Я отхожу и поднимаю с земли плод каштана. Поглаживаю пальцами его гладкую кожицу и изо всех сил швыряю его в черный BMW.
* * *
Раздается звонок в дверь, и все словно замирает. Обычно по вечерам к нам никто не звонит. Иногда по пути в тренажерный зал за Кристин заезжает Улла, но она никогда не звонит. Просто не успевает. Улла стучит в кухонное окно и сразу же заходит.
Кристин отвлекается. Она сидит и читает доклад о необходимости экономии в муниципальной деятельности в начале двухтысячного года. Кристин стонет и вздыхает весь вечер, и вынужденный перерыв, похоже, раздражает ее.
— Кто бы это мог быть в такой час? — бурчит она и снова погружается в свой доклад.
Джим отрывается от толстой пачки сочинений, со скрежетом отодвигает стул. Подходит к двери, выглядывает в окно и открывает.
Задерживается на несколько секунд, затем поворачивается к нам.
— Кимме, это к тебе, — кричит он.
* * *
Тысяча мыслей проносится в моей голове. Я пытаюсь угадать, кто это. Может кто-нибудь из класса хочет взять на время учебник? Такое уже случалось. Или кто-нибудь пришел навестить меня? Это бывает редко.
— Кто это? — спрашиваю я, поравнявшись с Джимом.
— Девушка, — отвечает он и подмигивает с таким таинственный видом, на какой способны только родители.
Девушка. Мое сердце забилось. Девушка? Малышка Софи из соседнего дома, продающая рождественские газеты? Она заходит к нам. Но не в начале осени.
Я распахиваю дверь.
