Через несколько дней в дом невесты пришли на переговоры родители жениха – Настя с Максимом. Бабу Клаву настолько поразила авторитетность будущих родственников, что она перестала поправлять здоровье рюмочкой. Стаська пребывала в лихорадочном состоянии, так для себя и не решив, счастлива ли она. Приходила Павлинка, жалобно смотрела на Стаську, пыталась о чем-то спросить, но замолкала на полуслове, очнувшись, с удвоенным рвением помогала кормить хилых цыплят – Стаська их с завидным постоянством приносила в дом.
На деньги жениха купили платье для невесты. Оно было простеньким, без изысков, но, когда молодая его примерила, Павлинка благоговейно сложила руки и глядела на Стаську, словно на сказочное диво.
Однажды, когда Стаська и Павлинка в очередной раз разглядывали разложенное на кровати свадебное платье, в дом неожиданно зашла Люська Ступакова. Баба Клава в это время была на огороде, и помешать Ступачихе зайти в дом было некому.
Стаська, скорее изумленно, чем испуганно, глядела на Люську, а Павлинка, широко раскинув руки, закрыла собой свадебное платье. Остановившаяся у порога Люська, не обращая внимания на Павлинку, презрительно глядела на Стаську. Хотя, по разумению Люськи, глядеть было не на что. Худая Стаська под взглядом Ступаковой съежилась и напоминала мышонка, загнанного в угол сытым котом. Пренебрежительно хмыкнув, Люська развернулась и, не сказав ни слова, вышла из дома.
Она так и не поверила (даже после свадьбы), что ее Андрей может жениться на этой замухрышке, объясняя его женитьбу злой насмешкой.
Свадьбу решили сыграть в доме жениха. Гостей было немного – близких родственников у молодых не было. Стаська настояла, чтобы подружкой невесты на свадьбе стала Павлинка. Погода благоприятствовала жениху и невесте – был жаркий солнечный день. Во дворе собрались соседи. Пришел Степка-гвардейчик в сопровождении бабы Марты и пса Пиратки. Парни подходили к Степке с вопросом, куда девался его гвардейский бант. Он горделиво отвечал, что бант он подарил невесте.
Когда Андрей привел молодую жену в дом, младший Сережка взял над ней опеку, называя ее Славиком и по праву считая ровесницей. Он был всего на год моложе Стаськи – ему было восемнадцать. Настя, полагая, что несет крест за грех, старалась быть ласковой с невесткой.
Стаська наконец-то уверовала: Андрей – ее муж, и почитала всех его родных вплоть до кота Маркиза.
Однажды в магазине, куда утром зашла Настя, острые на язык кумушки ехидно спросили:
– А что, Стаська твоя еще спит, что сама в магазин идешь?
Настя, свысока всех оглядев, чеканя каждое слово, ответила:
– Мою невестку зовут Станислава! Она сегодня уже напекла хлеба полную печь и ушла на работу!
Все замолчали, стали озабоченно искать что-то в сумках, а ближайшая соседка Насти угодливо, растягивая слова, проговорила:
– Да, бабоньки! У Настуси Станислава работящая, я живу рядом – все вижу!
Андрей все реже стал думать о разводе. После работы он спешил домой. Стаська встречала его каждый раз так, будто они не виделись долгое время. Как-то Андрей, вспомнив, что колечко, подаренное Стаське до свадьбы, ей велико, хотел взять его и отдать в мастерскую. Но Стаська горячо стала его уверять: колечко ей в самый раз и не надо никакого другого, а если оно чуть велико, так она поправится, и тогда уж точно будет в самый раз! Андрей вынужден был согласиться. Лишь на второй день принес ей те часики, что приметил еще до свадьбы.
Вскоре Стаська действительно поправилась – она забеременела. О разводе Андрей не вспоминал и был бы очень удивлен, если бы кто напомнил об этом. Однажды, придя домой, вытащил из сумки красавца петуха, пустив его по комнате. На одну ногу петух хромал, но это его не портило, сразу видно: будет предводитель.
– Помнишь, Славцю, как ты его врачевала, когда я пришел к тебе свататься? А сейчас гляди, какой красавец вырос!
Стаська ворчливо открыла дверь, выгнала петуха в сени, заметив, что для этого есть сарай, а в доме держать курей негоже. А потом, не выдержав, рассмеялась и, что греха таить, кинулась Андрея обнимать.
Глядя на молодых, Настя иногда позволяла себе усомниться: был ли вообще грех с ее стороны? Вон они как милуются! Правда, Стаська пришла в дом без приданого, разве что хромого петуха баба Клава передала. Да и то Настя подозревала, что Андрей принес этого петуха, чтобы его Славця меньше скучала… Ну и бог с ним, с приданым. Андрей стал работать за троих, как узнал, что Стаська родит ребенка.
Единственное, Настя для себя твердо решила: карты она в руки больше не возьмет, с гаданием покончено раз и навсегда. Хотя и был один только раз. Удивительно, что к Насте никто больше не обращался с просьбой погадать! Оказывается, Павлинка, как это ни странно, никому не проговорилась.
Следующей весной, в срок, как и положено, Стаську отвезли в районную больницу рожать. Весь медперсонал диву давался, как такая тщедушная, почти девчушка, родила двух горластых бутузов. Удивительно, что молока у мамаши было вдоволь, хватало обоим малышам.
Описывать чувства домашних не стоит. Смешнее всех в радости был Андрей. Он взял отпуск и каждое утро, как на работу, ехал в районную больницу, становился под окном роддома, где лежала Стаська, и ждал, когда ему покажут малышей.
Отец Андрея Максим в жизни во всем полагался на жену. Но когда узнал, что стал дедом сразу двоих внуков, повел себя несколько странно. Не то чтобы он не обрадовался… Он как-то озаботился. Непререкаемым тоном, жестко, чего за ним никогда не замечалось, Максим сказал:
– Детей сразу будем крестить! Привезем Славку с детьми из роддома и священника. Я узнавал, он живет недалеко от больницы!
Настя хотела было что-то возразить, но непривычное выражение лица Максима ее остановило.
Детей благополучно покрестили. Крестной матерью была Павлинка, крестным взяли младшего брата Сережку.
Долгие годы после этой истории Стаську приглашали на все свадьбы месить тесто на каравай для молодых. По обычаю тесто должна месить самая счастливая в замужестве женщина.
Не чужие
Они тогда столкнулись буквально нос к носу, совершенно неожиданно. Он про себя чертыхнулся: «Угораздило отпустить водителя и идти пешком!» Она же в панике смотрела по сторонам – куда бы свернуть, но тропинка оказалась слишком узкой. Пришлось, глядя в сторону, поздороваться.
Ответного приветствия не прозвучало, и Валентина посмотрела на мужчину. Взгляд Филипп Петровича был прикован к ее фигуре. Судорожно натягивая полы куртки, стараясь прикрыть ими выпирающий из-под одежды живот, она попыталась протиснуться мимо него. Тот в испуге шарахнулся в сторону, оцарапавшись о ветку. С трудом обойдя мужчину, Валентина остановилась и, не скрывая горечи, заметила:
– Чего вы так испугались, Филипп Петрович? Это не инфекционно!
– Но ты ждешь ребенка?! – гневным голосом скорее подтвердил, чем спросил, он.
