Пердита густо покраснела и склонилась над туфлями.
– Не дразните его, хорошо? Он стеснительный.
– Это он стеснительный или ты?
Пердита резко выпрямилась.
– Это так странно. Он просто парень. Я просто девушка. Это настолько нормально, что даже жутко. Как будто ешь яйцо всмятку… С вами бывало такое, что вы едите яйцо, смотрите на него и думаете: «Вот яйцо всмятку, вот подставка для яйца, ложка, тост, соль и где-то на заднем плане, вне поля зрения, курица, снесшая это яйцо, и все это так странно»?
ХоллиПоллиМолли уставились на нее во все глаза. Пердита поняла, что с ними ничего подобного не происходило.
Она попробовала еще раз:
– Наверное, я неправильно объясняю. Просто… куда ни глянь… фильмы, книги, телесериалы, песни. Ну, вы знаете, как это бывает. Парень встречает девушку: «Ромео и Джульетта». Девушка встречает парня: «Великий Гэтсби». Девушка встречает гориллу: «Кинг-Конг». Девушка встречает волка: «Красная Шапочка». Девушка встречает педофила: «Лолита». Не лучший из вариантов. Парень встречает мать: «Царь Эдип». Тоже не лучший из вариантов. Парень встречает девушку с большими проблемами: «Спящая красавица», «Рапунцель». Девушка встречает парня с физическими уродствами: «Король-лягушонок».
Она замолчала. ХоллиПоллиМолли продолжали таращиться на нее. С яйцом ли, без яйца, она несла полную чушь.
– Ладно, давайте уже распеваться, – сказала она.
Зель вырулил со стоянки на темно-красном родстере MGB. Ему нравился родстер. Нравились спицевые колеса и хромированные диски, и большой деревянный руль. И потертые кожаные сиденья.
Ему вообще нравились классические автомобили со старыми радиолами. Он любил слушать радиостанции ретро. Подборки песен из любого десятилетия: пятидесятые, шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые. Выбирай любую – и слушай прошлое.
– Я не влюблена, так и знай…
Зель мчался вперед. Широкие дороги, узкие дороги, грунтовые дороги, проселочные дороги. Дороги, которые он себе вообразил. Дороги, которые, как он надеялся, были настоящими. Он проезжал здесь не раз. Оставлял мотоцикл у бара и стоял в дверях, слушал. Она пела в баре по пятницам.
Все толпились у сцены. Он не подходил близко. Он смотрел на нее сквозь толпу, словно в калейдоскоп.
На прошлой неделе она пригласила его на танец, и он мотал головой так, что дрожало все тело. Словно пес, вымокший под дождем.
Она не знала, где он живет. У нее не было номера его телефона и адреса его страницы в Фейсбуке. Иногда он не приезжал несколько недель кряду. А потом вдруг появлялся и снова стоял рядом с выходом, такой аккуратный, такой прямой и неподвижный, словно статуя из полированного металла.
Он никогда не знал, что говорить. Ей хотелось зацеловать его так, чтобы разогнать нерешительность, застрявшую комом у него в горле.
Но она пригласила его на праздник, и он сказал «да».
И вот он стоит у ворот, с волосами, заглаженными назад, в чистых джинсах и белой рубашке, маниакально отглаженной так, что на ней нет ни единой складки, словно ее обкололи ботоксом.
Пердита слышала, как он подъехал. Видела, как он стоит у ворот.
Она подошла к нему, но не сразу. Сначала надо было унять сердцебиение. Что я чувствую? Что происходит в моей душе? Почему что-то настолько личное и сокровенное, как секрет между мной и моею душой, не отличается от сокровенных секретов любого другого? Разве так может быть?
В том, что я чувствую, нет ничего нового, странного и удивительного.
Я себя чувствую совершенно по-новому, странно и удивительно.
И вот теперь они стоят, глядя друг на друга, под табличкой «Добро пожаловать».
Ей хочется, чтобы все, что должно случиться, уже случилось. Чтобы время вмешалось и освободило их. Чтобы у них все началось.
Ему хочется к ней прикоснуться, чтобы открыться ей в этом прикосновении – и она все поймет, и у них все начнется.
Она сказала:
– Привет.
Он сказал:
– Это тебе, – и протянул ей цветы.
Кло закончил развешивать флажки и гирлянды. Закатав рукава выше локтя, он сидел за столом с ХоллиМоллиПолли и пил диетическую колу. Они такие красивые, эти тройняшки. И в два раза младше него. Как там говорится? Зачем одну в тридцать шесть, когда можно двух в восемнадцать? А их вообще трое. Мне нравится.
Пердита с Зелем принесли большую тарелку сардин и крабов.
– Эй! Это ты! Я сразу понял, что это ты! – сказал Кло.
– Вы знакомы? – спросила Пердита у Зеля.
Зелю хотелось провалиться сквозь землю, но деваться было некуда.
– Он знаком с моим боссом.
Холли достала айпад.
– Давайте не будем сейчас говорить о работе. Я тут нашла интересную анкету. Ее составил какой-то старый, может быть, уже покойный белый психолог по имени Артур Арон. Называется «Эксперимент по созданию межличностной близости».
– Э?
– Вроде как, если ответить на все вопросы вместе с кем-то другим, то можно сразу влюбиться друг в друга, а потом пожениться.
– Нам нельзя пожениться. Мы сестры.
– Очень смешно.
– А в кого тут влюбляться?
– Влюбитесь в меня, – сказал Кло. – Я не возражаю.
– Да, но вдруг мы возражаем?
Полли в розовом. Молли в изумрудно-зеленом. Такие красивые, яркие. Холли, лидер группы, в темно-лиловом. С густыми черными волосами до пояса. Она постучала по столу.
– Ладно, ребята. Давайте начнем. Тридцать шесть вопросов. Если кто вдруг почувствует, что влюбляется в Кло, поднимайте руку, и мы сразу же прекратим. Пердита, ты с нами?
Зель украдкой взглянул на Пердиту. Она вообще на него не смотрела.
– Ладно, первый вопрос: если бы вы могли пригласить на обед любого, кого хотите, из любой эпохи, кого бы вы выбрали?
Полли: Мартина Лютера Кинга.
Молли: Дженис Джоплин.
Холли: Бога.
Молли: БОГА нельзя!
Холли: Почему?
Полли: Бог не ест, какой смысл приглашать его на обед?
Холли: Где в Библии сказано, что Бог не ест?
Молли: Зачем ему есть? Он же Бог.
Холли: А почему бы ему не поесть? Будь я Богом, я бы ела все время. Ешь сколько хочешь, и не толстеешь.
Полли: Давайте НЕ БУДЕМ о Боге!
Холли: Ладно, ладно! Пердита, а ты кого пригласишь?
Пердита: Миранду.
Молли: Какую Миранду?
Пердита: Это вымышленный персонаж. У Шекспира.
Холли: Вымышленных персонажей нельзя.
