— Тысяча! — снова взвизгнула Солнышко, а у ее брата с сестрой перехватило дыхание. Они, конечно, знали, что у их сестры не было такой суммы денег, но сейчас надеялись только на то, что Гюнтер не поймет, чей это голос, но доискиваться не станет из-за своей непомерной жадности. Липовый аукционер поглядел на Эсме и перевел взгляд на зал.
— Откуда у Солнышка могут быть такие деньги? — спросил Джером мистера По.
— Я только знаю, что, когда дети учились в частной школе, Солнышко выполняла секретарские обязанности, но я не представлял себе, что ей платили такую высокую зарплату.
— Тысяча! — еще раз повторила Солнышко, и в конце концов Гюнтер сдался.
— Самая высокая цена теперь одна тысяча, — сказал он, забыв на минуту, что он не совсем свободно владеет английским, и потому не добавил «пожалуйста».
— Примите мои соболезнования, — сказал человек в темных очках. — Я не собираюсь платить больше тысячи за «Г.П.В.». Лот того не стоит.
— Теперь наша очередь, — едва сдерживая волнение, сказала Вайолет, и вся троица Бодлеров двинулась к сцене.
Толпа не отрываясь следила за детьми, пока они шли к заветной коробке, оставляя за собой след черной золы. Джером выглядел смущенным, а у мистера По был вид человека, окончательно сбитого с толку, что здесь означает — «он был смущен не меньше, чем Джером». Эсме была полна затаенной злобы, а человек в темных очках выглядел как человек, проигравший аукцион. Один только Гюнтер продолжал улыбаться, словно его шутка была чем дальше, тем смешнее. Вайолет и Клаус вскарабкались на сцену, а потом подняли Солнышко и поставили ее в середину между собой.
И теперь все трое гневно смотрели на страшного человека, упрятавшего в тюрьму их друзей.
— Отдайте вашу тысячу, миссис Скволор, пожалуйста, — сказал, улыбаясь, Гюнтер. — И на этом закончится наш аукцион.
— Но сначала будет покончено с вашими чудовищными планами, — сказал Клаус.
— Силко! — одобрила брата Солнышко, после чего впилась зубами, которые все еще болели, в картонную коробку и начала ее рвать, надеясь, что при этом не поранит Айседору и Дункана.
— Минуту, подождите, дети! — крикнула Эсме голосом рычащего тигра. Она выбралась из своего роскошного кресла и, стуча каблучками, направилась к картонной коробке. — Вы не имеете права открывать коробку прежде, чем отдадите мне деньги. Это противозаконно.
— Зато законно выставлять детей на аукцион, — мгновенно нашелся Клаус. — Ничего, скоро весь зал увидит, что вы нарушили этот закон.
— Что здесь происходит? — спросил мистер По, быстрыми шагами подойдя к сцене. Джером последовал за ним, переводя недоумевающий взгляд с сирот на жену.
— В этой коробке тройняшки Квегмайры, — объяснила им Вайолет, помогая сестре отдирать картон. — Гюнтер и Эсме пытаются вывезти их за пределы штата.
— Что ты говоришь? Эсме, это правда? — воскликнул Джером.
Эсме не ответила, но через минуту всем должно было стать ясно — правда это или нет.
Дети уже отодрали от коробки большой кусок картона, и внутри оказалась белая бумага — будто Гюнтер завернул Квегмайров в бумагу, как заворачивают пару куриных грудок.
— Держись, Дункан! — крикнула Вайолет. — Еще несколько секунд, Айседора, и мы освободим вас!
Мистер По нахмурился и закашлял в белый платок.
— А теперь послушайте, Бодлеры, я имею точные сведения — Квегмайры находятся на клееварочной фабрике, а совсем не внутри картонной коробки.
— Это мы еще посмотрим, — сказал Клаус, а Солнышко снова вгрызлась в картон.
С громким треском коробка распалась надвое, как раз посредине, а ее содержимое рассыпалось по сцене. Описать то, что хранилось внутри коробки, попросту невозможно без выражения: «Намеренно вводить в заблуждение». Я с грустью должен признаться, что Гюнтер воспользовался тремя заглавными буквами «Г.П.В.» на коробке, желая заставить Бодлеров думать, будто их друзья закрыты внутри. Бодлеры не поняли, что их просто ввели в заблуждение, пока не поглядели на сцену и своими глазами не увидели содержимое коробки.
Глава тринадцатая
— Это пластиковые салфетки! — закричала Вайолет. — Коробка набита ими!
И действительно, пол сцены был усеян салфетками. Салфетки сыпались из остатков картонной коробки — сотни и сотни маленьких круглых нарядных салфеток с кружевными ободками. Такими салфетками обычно украшают тарелки с печеньем на фешенебельных чаепитиях.
— Так я и знал, — сказал человек в темных очках. Он подошел к сцене и снял очки, после чего Бодлеры окончательно убедились, что он не сообщник Гюнтера, а простой аукционер в полосатом костюме. — Я собирался подарить эти салфетки брату на день рождения — сказал он. — Это для Галантного Престижного Вечера. А что еще могут означать буквы «Г.П.В.»?
— Конечно, — сказал Гюнтер и улыбнулся детям: — Что еще они могут означать, пожалуйста?
— Я не знаю, — сказала Вайолет. — Квегмайры не раскрыли нам секрета этих пластиковых салфеток. Олаф, скажите, куда вы упрятали Квегмайров?
— А что есть Олаф, пожалуйста? — спросил Гюнтер.
— Послушай, Вайолет, мы ведь договорились, что споров о Гюнтере больше не будет, — сказал Джером. — Гюнтер, пожалуйста, простите этих детей. Мне кажется, они больны.
— Ничего подобного! — крикнул Клаус. — Мы не больны! Нас просто надули! Статуя рыбы ввела нас в заблуждение.
— Статуя красной рыбы был Лот 48, — сказал кто-то из толпы.
— Дети, я очень обеспокоен вашим поведением, — сказал мистер По. — У вас вид, будто вы неделю не мылись. Вы тратите свои деньги на какие-то нелепые лоты. Вы носитесь как оглашенные и каждого встречного обвиняете в том, что он переодетый Граф Олаф. А теперь еще устроили на полу все это безобразие с салфетками: того и гляди кто-нибудь поскользнется. Я надеялся, что Скволоры вас лучше воспитают.
— Мы больше не собираемся заниматься их воспитанием, — заявила Эсме. — Особенно после того, как они сделали из себя всеобщее посмешище. Мистер По, я хочу, чтобы вы избавили нас от опекунства над этими детьми. Не стоит брать сирот, даже если они в моде.
— Эсме! — воскликнул Джером. — Они ведь потеряли родителей. Куда они могут пойти?
— Не спорь со мной, — грубо оборвала его Эсме. — Я скажу тебе, куда они могут отправиться. Они могут…
— Пойти со мной, пожалуйста, — сказал Гюнтер и сжал костлявой рукой плечо Вайолет. Вайолет хорошо помнила, на какие подлости пускался этот негодяй, чтобы жениться на ней, и вздрогнула под его жадными пальцами.
— Я люблю детей. Я буду счастлив воспитывать собственных детей, пожалуйста. — Свободную костлявую лапу Гюнтер положил на плечо Клауса и сделал шаг вперед, очевидно намереваясь наступить сапогом на плечо Солнышко, так чтобы вся троица Бодлеров оказалась в его цепком зловещем объятии.
