Дженни молча смотрела на него, давая понять, что ждет продолжения.
— Джен… Может быть… нам в другом месте поговорить?
— Нам незачем говорить. Нигде. — Она резко встала и пошла к выходу, едва не задев его плечом.
Через секунду Шейн, будто очнувшись от ступора, догнал ее и загородил дорогу.
— Если уж ты так хотел поговорить со мной, — первой начала Дженни, — мог бы просто позвонить.
— Я… я не мог, вообще-то…
— Ну да, конечно. В течение четырех дней ты не мог найти телефонной будки. А у твоего сотового телефона батарейки сдохли — так, что ли?
— Я понимаю, что это все выглядит… некрасиво, и… понимаю, что ты сердита на меня… — Он увидел, что она немного смягчилась, и осторожно дотронулся до ее плеча. И понял, что совершил ошибку. Она резко отбросила его руку и почти бегом направилась к выходу. Шейн бросился следом, но она двигалась так быстро, что он смог догнать ее только на лестнице — она спускалась вниз, на первый этаж. Он пристроился слева от нее.
— Давай, беги, беги, — сказал он, еле переводя дыхание. — Ну и глупая же ты! Смотри, любопытство тебя будет мучить: я ведь самого главного тебе не сказал.
На лестничной площадке она остановилась, резко повернулась к нему лицом:
— Глупая? Глупая?! Я тебе доверяла, Шейн Мэлоун, а ты-ы… — Подбородок ее задрожал, она отвернулась.
Ему хотелось прижать ее к себе, пожалеть, но он понял: сейчас не время.
— Я знаю, Джен. Ты, наверное, права, Джен.
Она не двигалась.
— Я больше не дам тебе повода сомневаться… Только выслушай.
Она не двигалась.
— Когда я пришел в дом Бака в пятницу вечером… я случайно подслушал, как он разговаривал с Мэри. — (Дженни приподняла голову, все еще стоя к нему спиной.) — Я услышал такое, чего никогда не ожидал услышать, и… я какое-то время просто не соображал, что делал. — (Дженни медленно повернулась. Ее лицо отражало борьбу двух чувств: недоверия и любопытства.) — Я не мог с тобой поговорить, Джен. Мне надо было сначала разобраться с самим собой.
Дженни внимательно, изучающим взглядом смотрела на него. Мимо все так же шли пассажиры, обходя их справа и слева. Наконец Дженни дотронулась пальцем до его щеки.
— Я думаю, нам надо ехать к Джошу, в его дом, — сказала наконец она. — Там сейчас никого нет, можно спокойно посидеть… у камина.
Шейн сжал ее руки, хотел сказать что-то, но не смог. Как говорят, потерял дар речи. Но все-таки справился с собой.
— Д-да… можно… если хочешь, — выдавил он из себя.
Она молча кивнула. Может быть, ей тоже трудно было говорить. После долгой паузы она сказала:
— Если можно, побыстрее. Я не могу ждать.
В глазах Шейна потемнело.
— Поговорим в машине.
Она снова кивнула, все так же не сводя с него глаз.
— Да… По пути домой…
— Правда? — Ему показалось, что у него остановилось дыхание.
— Э-эй, очнись! — Она легонько толкнула его плечом, и Шейн снова задышал.
Они зашли в багажное отделение, где им сообщили, что вещи Дженни сейчас летят в Миннеаполис и их придется возвращать следующим рейсом.
На подъезде к Ливингстону Джейн узнала, какие новости Шейну «посчастливилось» подслушать в пятницу вечером. Она не проронила ни слова, просто слушала и слушала, понимая, как важно, что Шейн изливает ей душу.
Остальную часть дороги Шейн со вздохами и длинными паузами поведал ей, что с ним происходило потом.
Когда свернули с шоссе № 90 на юг, к ранчо, Дженни спросила:
— Как ты собираешься все это объяснить дома?
— Не знаю… Я думаю, надо начать с отца. Если он здесь.
— Когда я уезжала, разговоров о его отъезде не слышала. Хотя вообще-то… тогда все было как в тумане, и я не понимала, что говорилось вокруг.
Шейн сжал ее руку.
— Прости меня, Дженни. Тебе, похоже, было очень плохо.
Заслышав машину, Саванна выбежала на крыльцо. Дженни выпрыгнула из пикапа, подруги обнялись, смеясь и плача одновременно. Когда они вошли в дом, держась за руки, Ханна встретила их сияющей улыбкой.
— Ну, ну… Как гнутое пенни — все время возвращаешься. — Она от души рассмеялась, потом сняла фартук, повесила его на крючок. — Как раз вовремя, к обеду. — Она шлепнула Дженни по спине и пошла в свою комнату. В кухню вошел Макс.
— Дженни, рад тебя видеть! — Он притянул ее к себе, обнял. — И тебя тоже, сынок! — повернулся он к Шейну. — Какие неотложные дела заставили вас исчезнуть так неожиданно?
Шейн растерянно переводил взгляд с Дженни на Макса и опять на Дженни.
— У тебя время есть? Поговорить бы надо.
— Конечно. Может быть, разожжем камин в гостиной? Как насчет коктейля?
— Нет, спасибо. Не лучше ли в твоем кабинете?
Макс недоуменно посмотрел на него.
— Хорошо, сын. Как тебе удобно.
Дженни глядела в спину удаляющимся Максу и Шейну. Сердце сжалось у нее в груди.
— Дженни! — Саванна неожиданно выросла рядом. — Что происходит?
— Это долгая история, — сказала Дженни, все еще провожая взглядом мужчин. — Как дети?
— Христиан спит, а Билли помогает Райдеру ухаживать за лошадьми.
— Христиан? Так вы дали ему имя?
— Да. Он появился на свет под Рождество. Да и мои молитвы Бог услышал. Так что… Я не знаю, как ты, а я молилась тогда всю ночь…
— Христиан Мэлоун… Мне нравится.
— Это вообще-то Райдер придумал. Это производное от имени его матери — Кристина.
Кристина, подумала Дженни. Мать Шейна. Он ничего не говорил о матери, после того как узнал, что его родной отец — не Макс. Так много еще недосказанного…
— Пойдем, — сказала Саванна, подталкивая Дженни в гостиную. — Там на столе много чего осталось от обеда. — Она обняла Дженни за плечи. — Я так рада, что ты вернулась. Повеселимся на Рождество!
Они поговорили о том, где и как Шейн нашел ее, и потом, взяв с Саванны клятвенное обещание, что она не проговорится Райдеру и Джошу, Дженни поведала ей всю историю до конца.
— Шейн сказал, что сам им расскажет, — добавила она.
— Бедняжка Шейн. Ты только вообрази! В возрасте тридцати трех лет узнать, что твой отец… — Саванна боялась даже произнести это вслух. — Какая, должно быть, травма для него.
* * *
Дженни знала, что пятница была для Шейна сущим кошмаром. Они так увлеклись разговором в дороге, что она не догадалась спросить, как он себя чувствует. Да, она слышала по его голосу, что ему больно, плохо, но он убедил ее, что сейчас, когда они вместе, все хорошо, и она как дура верила!
