— Если я очень попрошу, ты мне покажешь свое оружие? — прошептала Кэти мне на ухо, подкравшись сзади.
— Это зависит от того, насколько вежливо ты попросишь, — ответил я не оборачиваясь. — Чего бы вы хотели? И не стесняйтесь, мы сегодня пьем бесплатно!
— Ваш папочка оказал одному из владельцев услугу. Позже объясню. — Я протянул ей столбик монет: — Заказывайте все, что хотите, но через небольшие интервалы ставьте сто тридцать пятый номер.
Она взглянула на музыкальный автомат.
— Я не могла себе представить, что вы из тех, кто любит Спрингстина.
— Ну, с этим все в порядке, но дело в другом. Это я тоже объясню позже.
Она присоединилась ко мне в баре, когда затихла старая песня группы «Fab Four». Мы чокнулись, обменявшись шутливыми тостами за встречу в этом заведении. Она сказала, что составила программу из десяти вещей, и из них две — № 135. Я рассказал ей про бармена и Пита Парсона и стал объяснять, какую услугу ее отец оказал Питу.
— Папа не может обойтись без мальчика для битья, — сказала она.
— Я так и подумал. Мне здесь нравится. Мне было бы неприятно, если бы заведение закрыли из-за неуместной мстительности. Кстати, как там сегодня?
— Трудно сказать.
И в этот момент грянула барабанная дробь, саксофон издал негромкое ворчание, зазвенел металлофон и зарокотала гитара. Номер 135 гремел в воздухе:
«В тот день, на улицах потея, гонялись мы за призрачной американской мечтой…»
— О, черт! — заворчал Джек.
Я чуть не выплюнул от смеха пиво.
— О, это босс, — застонал Джек. — Апокалипсис на чертовом тротуаре. Это вы поставили? — спросил у меня Джек.
— Что я могу вам сказать? — Я пожал плечами. — У вас же нет ни одной песни «АББА».
Кэти подтолкнула меня локтем.
— Думаю, он действительно ненавидит эту песню.
— У меня странное предчувствие, что в конце вечера мы тоже будем не очень-то ее любить.
«У Пути» не такое место, где приняты эффектные появления. Люди просто проникают туда с улицы. Постепенно свободных табуретов у стойки бара становилось все меньше. Мы смотрели на дверь, пытаясь угадать профессиональную принадлежность входящих.
— Актриса, — указала подбородком Кэти на худую безликую девицу.
— Танцовщица, — возразил я, — посмотрите на ее ноги.
Когда в дверях появились два молодых парня в ратджеровских фуфайках и направились прямым ходом к музыкальному автомату, мы с Кэти немедленно посмотрели на Джека. Он выругался себе под нос и начал напевать: «Ей только семнадцать, она так нежна, эта танцующая королева».
— Может, «АББА» не такая уж плохая идея, — улыбнулся он, наполняя наши стаканы.
Я повторил свой вопрос о сегодняшних успехах в Хобокене. Она ответила, что никаких определенных результатов нет. Их сегодняшней целью было найти хотя бы одного, а лучше двоих других свидетелей, которые могли заметить Патрика в торговом центре или около него примерно в то же время, когда его видел мистер Сика.
— Сегодня, — сказала она, — наш оптимизм подобен сломанному стулу на одной ноге.
— Энцо Сика.
— И его, — продолжила Кэти, — приставили к стене слепой надежды. Но если бы мы смогли найти других свидетелей, наш оптимизм получил бы подкрепление, и мы могли бы отодвинуть стул от стены.
Они нашли нескольких человек, утверждавших, что видели Патрика, но ни один не смог дать более точных сведений. Некоторые указали не то время. Другие — не то место. Те, у кого с деталями все было в порядке, не могли поклясться, что не читали статью в газете. Никто не припомнил пакета для покупок. Во всех рассказах не хватало детали, которая помогла бы отсечь психов и охотников за премией.
Именно сильное впечатление, которое произвел на Энцо Сику дерганый молодой человек, убедило меня и Салли, что старый каменщик говорил правду.
— Не беспокойтесь, Кэти, вы так сильно хотите найти Патрика, что готовы поверить каждому.
— Сердце велит мне слушать каждого, а разумом я понимаю, что все просто чушь болтают.
— Ну да, — кивнул я, не очень понимая, что она имеет в виду.
Зазвучала музыка Гленна Миллера.
— Потанцуем? — проговорили мы хором.
— Чур меня! — сказала она. — За вами пиво.
— Сегодня это не проблема.
Она колебалась.
— А ваше колено?
— Не беспокойтесь.
Мы допили и пошли на площадку. То, что мы танцевали, я определил бы одним словом — разминка. Смесь линди, танго и подобия польки. Независимо от того, как это могло выглядеть со стороны, нам понравилось. Мне нравилось ее вести. Ей нравилось, что ведут. Мне нравилось, как она прикасается ко мне, хотя колено онемело. Когда мы закончили, нам даже поаплодировали. На стойке нас ждали наполненные стаканы. Мы объявили тост за Артура Мюррея.[25]
