Исмар Леви останавливает время
Пер. З. Копельман
Неоспоримая истина гласит, что время нельзя повернуть вспять. Ни одна самая блистательная математическая теория, ни одна самая смелая физическая модель не в состоянии вернуть даже крошечной доли секунды — того мгновения, когда вспыхнула пламенем некая спичка или отворилась некая дверь. Однако невыполнимость задачи не избавляет от страстного желания справиться с нею. Только лучше я расскажу вам об Исмаре Леви, красавце, чья недолгая жизнь мало кому стала бы известна, если б не странная попытка самоубийства во время процесса Камина, проходившего в Тель-Авиве осенью 1953 года.
Желающих отомстить нацистам было немало, в том числе людей вполне здравомыслящих и прозорливых. Мне лично известно о трех добровольческих группировках, которые в год окончания войны и в два последующие года предполагали выступить из Тель-Авива по маршруту мщения. Если бы эти люди служили в великих армиях и в сумятице боя дали выход бушевавшему в них неукротимому чувству, их деяния попросту списала бы война. Но когда бои отгремели, любые попытки организованных выступлений казались дерзким вызовом порядку ничуть не менее грозному и незыблемому, чем тот, что сокрушила война. Попытки эти, однако, провалились из-за досадных, даже постыдных мелочей, и с тех пор самую память о них поглотило неловкое молчание. Та же участь наверняка постигла б и «Братьев Дины», не стань их командиром Исмар Леви.
В июле 46-го один из представителей «Хаганы» в Париже, Мешулам Камин, получил приказание открыть в Марселе агентство и зафрахтовать несколько кораблей для нелегального ввоза в Палестину бывших узников концлагерей, которые мыкались теперь в пересыльных пунктах, разбросанных на юге Франции. Из Палестины выслали на подмогу Камину молодого человека, Исмара Леви, который в течение короткого времени создал такое агентство при содействии небольшой судоходной компании, именовавшейся «Аргос — Средиземное море». Леви и судно подыскал — называлось оно «Горин», — голландское, водоизмещением девять с половиной тонн. Однако владельцы судна наотрез отказывались от фрахта, а на покупку корабля требовалось изрядное количество денег.
Денег не было, время поджимало, и Камин решил обратиться к лидеру еврейской общины Марселя Пьеру Лассари и попросить ссуду. Он прибыл в Марсель. Лассари согласился ссудить деньги, но попросил двухнедельной отсрочки, чтобы собрать их, — сумма была внушительная: триста тысяч фунтов стерлингов. Камин расписался на договоре, и было решено, что Исмар Леви тоже поставит на нем свою подпись уже при получении денег. По истечении восьми дней Лассари вызвал Исмара Леви и, в обмен на подпись, вручил ему сумму полностью. Прошло еще четыре дня, прежде чем Камин выбрал время поинтересоваться судьбой судна. Марсельское агентство не отвечало. Хотя поверить в случившееся было трудно, Камину пришлось признать, что Исмар Леви исчез, а вместе с ним исчезли и деньги.
Насколько это исчезновение казалось неожиданным и повергло всех в изумление, можно судить по тому, как велись поиски. Все были убеждены, что с Леви произошло что-то неладное, что его свалила болезнь или он по недоразумению был арестован. Тщательно обследовали все больницы, полицейские участки и тюрьмы, что по тем временам отнюдь не было пустячным делом. Никому и в голову не приходило, что эмиссар подполья может вот так запросто пропасть, да еще с такими деньгами. Но Исмара Леви обнаружить не удалось. В конце концов решено было не разглашать эту историю, а Лассари согласился на длительную рассрочку возвратных платежей.
Таинственность, которой облекли дело, имела одно непредвиденное следствие. Договор о возврате ссуды был составлен неправильно, и после смерти Лассари, то есть летом 1951 года, проверявший его счета бухгалтер указал на несоблюдение условий. Но дело приняло совсем уж скверный оборот, когда выяснилось, что на листе договора стоит подпись одного лишь Камина, а подписи Исмара Леви нет и в помине.
Причастные к тому люди ни в чем Камина не подозревали, но сам он истолковал их удивление и вопросы иначе. Уже одно то, что Исмару Леви удалось каким-то образом — то ли с помощью особых, исчезающих со временем чернил, то ли путем подмены бланка — бросить на него тень подозрения, терзало Камина денно и нощно. Тщетно пытался он вспомнить свои разговоры с Леви, которого и видел-то всего трижды, в надежде отыскать малейший намек на его намерения. Он без устали строчил какие-то письма, всячески оправдываясь перед лицом возможных обвинителей, и, не желая успокоиться, обижался и на молчание товарищей, и на их подбадривание и все настойчивей требовал суда, чтобы вернуть себе честное имя.
Молодой офицер тель-авивской полиции Аарон Ной приступил к расследованию, однако, поскольку все договоренности в подобных делах основывались на устном соглашении и взаимном доверии, у него не было возможности достоверно представить события. Нельзя было доказать, что Исмар Леви приходил с Камином к Лассари, не было никаких следов чернил на листе договора, и с тех пор, как Леви словно в воду канул, никто о нем не слыхал. Опросив множество людей, причем иные оказались весьма странными, полицейский офицер все же смог восстановить большую часть того, что делали в те судьбоносные дни Камин и Леви, однако судебный процесс начался прежде, чем он успел довести расследование до конца.
Мрачный и молчаливый, выслушал Камин обвинительный акт, подачи которого столь неукоснительно добивался. Исход процесса был ясен заранее. Все были уверены в его невиновности, и даже самый строгий судья признал бы его абсолютную непричастность к пропаже, но после двухдневных слушаний, ночью, Камин попытался покончить с собой. Он где-то раздобыл опасную бритву и перерезал вены на правой руке. Происшествие вовремя открылось, однако заседание суда отложили на неопределенный срок.
В тот же вечер к Ною домой явился посетитель и с порога заявил, что у него есть информация, способная пролить свет на дело Камина и Исмара Леви.
Незнакомец был худощав. Веснушчатое лицо, взъерошенные волосы. Светлые прозрачные глаза смотрели на Ноя преданно и наивно. Тихим голосом он отрекомендовался как двоюродный брат Исмара Леви, Ханан.
— Мне неприятно вспоминать об этом, — признался он.-У вас найдется что-нибудь выпить?
— Бренди, подарок к осенним праздникам, — пояснил Ной и достал из буфета бутылку в шуршащей бумаге.
— А вы разве не выпьете со мной?
— Я запишу ваши показания. Будет лучше, если это сделаю я, ведь так? — ответил Ной.
Рассказ был такой.
В начале 1946 года на квартире у Исмара Леви собрались пятеро: сам Исмар, Ханан, Хаимке Чернин, Ноам Хибнер и Леня Дик. Встреча длилась долго и завершилась тем, что все они поклялись провести в Германии операцию возмездия. Местом действия был избран городок Кирхен в южном Вюртембергском крае. Там погиб Лаза, дядя Исмара и Ханана, схваченный при побеге. Этот родственник сначала содержался в концентрационном лагере в городе Нише, куда летом 1941-го нацисты свезли большинство сербских евреев. Зимой того же года евреев начали убивать, то есть приступили к их массовому уничтожению. Лаза сумел бежать из лагеря, попал на итальянскую территорию и затаился в рыбацкой деревушке, но некоторое время спустя был схвачен вступившими туда немцами и отправлен на оружейный завод в окрестностях Кирхена.
