Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Неужели мать Владимира Огнева даже в такую погоду сидит среди памятников и крестов, под льющим уже целые сутки дождём?..
– Она действительно не пропустила ни одного дня? – Я не могла поверить в то, что такое в принципе возможно.
– Да, жена не позволила себе хотя бы раз остаться дома в течение этих двух лет. – Огнев говорил уже отрывисто, нервно, будто злился и на меня, и на себя, и на свою жену. – Надевает тулуп или плащ, соответственно обувается и идёт. Говорит, что непрерывно просит у сына прощения за то, что сгубила его. И ждёт, когда Вовка ей ответит – во сне или наяву. Но он молчит, и Влада каждое утро бежит туда. Если я не бываю болен, то под вечер увожу её домой. А сейчас лежу, не могу подняться, и поэтому она вернётся нескоро… – Огнев вдруг заплакал. – Влада уверяет, что убила нашего единственного сына, расстроив его брак два года назад. И сгинул паренёк… Ему было бы уже сорок шесть, но для нас он оставался ребёнком. Вовка обожал свою невесту, стелился перед ней, как перед божеством. Но Влада выяснила, что у Дины больной мальчонка, сын. Да пусть бы хоть с четырьмя ногами был, с двумя головами! Только бы Вовка не лежал на Кунцевском, а был бы сейчас с нами! Влада придерживается того же мнения, но тогда она отговаривала сына днями и ночами. Доказывала, что глупо становиться отчимом ребёнка-инвалида, когда имеешь куда более приятные перспективы…
– Вы в начале разговора сказали, что Владимира убили. Вы так думаете. А ваша жена? – Я старалась говорить осторожно, мягко, чтобы лишний раз не травмировать старика.
– Влада придерживается другого мнения. Считает, что сын и впрямь намеренно ушёл из жизни. Согласно заключению экспертов, он принял яд, находясь на середине реки, в лодке. А потом, потеряв сознания, упал за борт. В лёгких не обнаружили воды – значит, в тот момент он уже не дышал. Удар лодочного борта по голове положения не изменил, так как оказался посмертным… – Огнев начал задыхаться. – Как бы там ни было, но жена считает себя убийцей нашего мальчика. Пьяным он быть не мог. Употреблял исключительно элитные вина в ресторанах. И этот яд… Откуда он у Вовки? Говорят, что принял с пищей рано утром. Решил перекусить в лодке, я думаю. Такое бывало не раз, когда мы вместе рыбачили. И об этой его привычке закусывать в лодке мог знать кто-то ещё. Для устранения конкурентов все средства хороши. Незадолго до сына погиб банкир Кивелиди, и тоже от яда. Во всех случаях, что бы ни сделал Вовка – покончил с собой или позволил застать себя врасплох – виновата мать, вынудившая его отказаться от столь желанного брака. Конечно, сын и сам не горел желанием воспитывать безнадёжного инвалида, но ради Дины он мог пойти на это. Он имел средства на няню, прислугу. Мальчика мог вообще не видеть. Влада же превратила в ад и свою жизнь, и мою. Но ушедшего не вернёшь, а раскаянием горю не поможешь. Раза два Владимир обронил в моём присутствии, что не хочет больше жить. Но при Владе он не смел о таком и заикнуться. Он был приучен беречь мать, не перечить ей. И зря, чёрт побери! Зря!
Огнев стонал, как от невыносимой боли. А я затаила дыхание, стараясь стать маленькой, незаметной; пропасть в длинном ворсе чехла, покрывающего водительское сидение.
– Я сам – преступник, ибо так воспитал его. Волосы рву на себе, и тоже осознаю, что поздно! Поздно! Влада познакомилась на кладбище с такой же несчастной матерью, которая лишь на ночь уходит оттуда. Двадцать восемь лет было её дочке, когда она погибла. Бандиты убили три года назад. Мать вынудила девушку избавиться от будущего ребёнка, и та, в конце концов, ушла из жизни. Они с Владой понимали свои материнские права слишком широко, отказывая взрослым детям в праве самим решать свою судьбу. Одна запретила дочери рожать вне брака. Другая не дала сыну взять в жёны любимую женщину с больным ребёнком. Одно и другое – преступление. Но я это осознал только сейчас. Тогда я согласился на свадьбу – лишь бы сын был счастлив. Но переспорить жену не смог. И вот теперь две скорбящие матери на коленях просят умерших детей простить их. Если человек не хочет жить, он не будет; не обязательно для этого кончать самоубийством. Он просто перестанет себя беречь. Ему безразлично, умрёт он или останется с близкими на земле. И сейчас, я уверен, обе матери там. Промокли до костей, конечно. И всё пробуют докричаться… А дети молчат, молчат, будто не слышат. Дочка той женщины прожила после случившегося девять лет, но как будто не замечала свою мать. Вовка ушёл почти сразу. Девушка терпела дольше, но всё-таки нарвалась на пулю, потому что хотела оборвать свои страдания. Жаждала расстаться с жизнью, с воспоминаниями… Извините, я не могу больше говорить!
Огнев произнёс те же самые слова, что и Галина Емельянова четыре дня назад. Потом овладел собой.
– Надо будет, приезжайте не шестого, а завтра. Допросите нас, как собирались. Тяжёлый у нас получился сегодня разговор, но он и не мог быть иным…
– Жалею, что заставила вас пережить всё заново, Георгий Владимирович. Надеюсь, что в дальнейшем это не повторится, – тихо сказала я, отключила связь и вытерла глаза.
Глава 4
Дождь наконец-то прошёл, и я медленно брела по аллее, полной грудью вдыхая аромат мокрой листвы; под моими ногами будто бы текло расплавленное золото. Солнце отражалось в бесчисленных лужах, играло зайчиками на асфальте и надгробьях, настраивая меня на безмятежный, снисходительный лад.
Огнев подробно растолковал мне, что Кунцевское кладбище, ставшее элитным всего около семи лет назад, чётко делится по социальному признаку. Справа от дорожки размешается старая территория с ободранными оградками и скромными памятниками. Нужная мне могила находилась слева, на так называемой «Божеской» территории.
Старое кладбище называлось «Рабским». Интересно, что родственники и друзья усопших не видели ничего зазорного в таком, уже посмертном разделении людей. Я бы сошла с ума, окажись мои родители, сестра и братья на «Рабской» территории. А этим хоть бы хны…
Прикрывая глаза рукой от солнца, я ругала себя последними словами за то, что забыла очки на подзеркальнике – так волновалась. Тем более что тогда ещё моросил дождь, а тут вдруг неожиданно распогодилось. Пересилив прилипчивый страх, я вновь села за руль «Ауди».
На стоянке у кладбища перевела дыхание, отстегнула ремень безопасности. Изогнувшись, вытерла взмокшую от напряжения спину под чёрной шёлковой блузкой, которую надела с такой же мини-юбкой. Ноги запихала в «лодочки» на кокетливом каблучке. Но туфли ссохлись, и я всю дорогу боялась из-за этого попасть в аварию. Но ничего страшного не произошло, и я посчитала себя везучей.
Закрыв машину и подёргав дверцы, я подошла к тёткам у ворот и купила восемь розовых гвоздик, потому что белых не нашла. Не спеша направилась по главной аллее, то и дело поправляя забранные в строгий пучок волосы и подставляя влажное лицо вечернему солнышку. Макияж я почти весь сняла, оставила подводку для глаз и перламутровую помаду на губах.
Правила конспирации в данный момент не вынуждали меня изменять внешность и переодеваться, но я никогда не выносила однообразия, и за сутки могла менять туалеты раз пять. С тех пор, как стала работать в агентстве, старалась прожить каждый день так, чтобы перед сном сказать себе: «Ксюша, ты сделала всё, что могла. Не напрасно сегодня утром вылезала из постели, дёргалась, бегала, боялась и радовалась – результат налицо. Ты заслужила право спокойно заснуть до утра…»
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77