– Твоя бабушка – учитель пения? – уточнил мистер Бэнкс, уверенно выравнивая движение в тот момент, когда машину чуть-чуть занесло на повороте.
– Не совсем. То есть, конечно, на пенсии она стала заниматься преподаванием, но вообще-то она сама в прошлом певица.
Мистер Бэнкс с интересом вздёрнул свои красивые высокие брови.
– Ну да? И в каком жанре она выступала?
– Она была оперной звездой, – с гордостью отозвалась Вера. – Не улыбайтесь, я не преувеличиваю… Её имя известно во всём мире – Римма Громова.
– Ри-мма Гро-мо-ва? – раздельно, почти по слогам, повторил мистер Бэнкс и вдруг воскликнул, поражённый: – Громова?! Твоя бабушка – Громова? Не может быть!!!
– Вам знакомо это имя?
– Ну конечно же, я слышал о ней… И слышал её пение. В записи, разумеется, не вживую. – Он потрясённо уставился на Веру. – Так ты, выходит, внучка мировой знаменитости! А я-то думал, что просто совпадение – такая же фамилия… Вот откуда у тебя такой уникальный дар!
Вера смущённо потупилась, а учитель всё никак не мог успокоиться.
– Нет, ну надо же… Я не могу в это поверить. Внучка самой Риммы Громовой… Да с твоими генами тебе прямая дорога на сцену! Думаю, тебя не только в Портлендской опере с руками оторвут, а даже и в Метрополитене!
Вера смутилась ещё больше.
– Спасибо, мистер Бэнкс… только я совсем не мечтаю об оперной славе. Эстрада мне ближе. И я уже твёрдо решила, что буду поступать в Тиш.
– Уверен, девочка, тебе ждёт большое будущее, – горячо заверил он и улыбнулся ей так ласково, что у неё сладко заныло сердце. – Когда-нибудь, когда станешь знаменитой, пригласишь меня на свой концерт, а?
– С превеликим удовольствием, – с готовностью пообещала Вера.
Они уже подъехали к школе, и мистер Бэнкс припарковал машину.
– Ну, беги в актовый зал, – сказал он, – мистер Стрикленд должен быть там, а я сейчас подойду. Можешь пока распеться.
По дороге в зал Вера встретила директрису – миссис Кэйтлин Миллер. Это была блондинка с длинным каре, ясными голубыми глазами и открытой приятной улыбкой, но без грамма косметики на лице, и оттого все недостатки её не слишком хорошей кожи были на виду. При виде старшеклассницы, которая заявилась в школу в неурочный день, директриса удивлённо взметнула брови.
– Вера? Что ты здесь делаешь? Сегодня ведь нет занятий…
– У меня репетиция с мистером Стриклендом, – тут же выкрутилась та, хотя была уверена, что режиссёр её (да и вообще никого из учеников) сегодня не ждёт.
– О, это чудесно, чудесно… – откликнулась миссис Миллер несколько растерянно. – Что ж, желаю вам плодотворной репетиции. Я надеюсь, ты потом нормально доберёшься до дома? Автобусы ведь не ходят…
Честно говоря, о том, каким образом она попадёт домой, Вера доселе не задумывалась. Но она тут же утешила себя тем, что мистер Бэнкс не даст ей заночевать в школе. Он её сюда доставил – он же, наверняка, и подбросит обратно. Пусть не до самого дома, но хотя бы до остановки, где он её подобрал. При этой мысли у неё снова сладко ёкнуло в груди. «Боже, спасибо тебе за этот снегопад, благодаря которому стало возможно то, о чём ещё вчера я и помыслить не могла!» – подумала она.
Впрочем, в актовом зале, служившем также и репетиционным, с девушки слетел весь романтический настрой. В работе она не привыкла халтурить и сейчас полностью отдалась своей роли, забыв на время об амурных делах.
Ей нравилась пьеса, в которой она играла. Нравились её партнёры по сцене – одноклассники, каждый из которых с таким жаром отдавался своей роли, что невозможно было ему не поверить. Когда они репетировали, Вере всё время казалось, что она, стремительно ворвавшись с мороза в уютный тёплый дом, с порога вдыхает волшебные ароматы хвои, имбирных пряников, корицы, мандаринов и горячего шоколада – настолько светло и радостно становилось у неё на душе. Она искренне верила в то, что у неё счастливая семья с мужем Джоном (особенно приятно было, что его зовут так же, как мистера Бэнкса), что у них есть маленький ребёнок и славная милая нянюшка-подросток Тилли, а также в то, что дух их семейного очага охраняет добрый Сверчок…
Вершиной её вокального мастерства и гвоздём всего спектакля было исполнение песни «Что это за дитя?», о которой упоминал в машине мистер Бэнкс. Когда Вера, стоя на сцене, выводила строки о рождении Христа, поднимаясь всё выше и выше – так, что, казалось, её голос парил где-то в небесных сферах, невозможно было удержаться от слёз.
– What child is this, who, laid to rest,
On Mary's lap is sleeping?
Whom angels greet with anthems sweet,
While shepherds watch are keeping?
Что за дитя в хлеву чужом
Мария охраняет?
Небесный хор поёт о нём,
А пастухи внимают…
А в конце пьесы, вместо финального поклона, все герои спектакля: и Джон, и Крошка, и Тилли, и Мэй, и Тэклтон, и Эдвард, и Берта, и Калеб – выходили на сцену, взявшись за руки, и исполняли хором знаменитую песню Леннона «Happy Christmas (War Is Over)», которую он написал в знак протеста против войны во Вьетнаме и которая стала негласным гимном мира для всех людей:
– And so happy Christmas
For black and for white,
For yellow and red ones,
Let's stop all the fight!
Итак, счастливого Рождества
Для тёмных и бледнолицых,
Для жёлтых и краснокожих,
Давайте прекратим бойню!
На этот раз Вере пришлось репетировать в одиночку. Она пела песню за песней в полутёмном зале, заручившись молчаливым одобрением мистера Стрикленда. Он сидел в первом ряду, менял минусовые фонограммы в проигрывателе, настраивая звук, и периодически знаками показывал Вере, как ей следует подавать себя в той или иной песне – вот здесь лучше сдерживать жестикуляцию, а вот здесь не мешало бы побольше «языка тела»…
Петь в пустом зале было занятно и волнующе. Вере казалось, что во всем мире нет больше ничего, кроме её голоса – он эхом разносился по всему залу. Она пела очень хорошо и знала это, но, приученная бабушкой к перфекционизму, пропевала сложные отрывки снова и снова.
В момент исполнения песни «All I Want For Christmas Is You» в зал неслышно вошёл мистер Бэнкс с какими-то папками, которые он, вероятно, захватил из своего кабинета. Он старался быть как можно более незаметным, чтобы не мешать репетиции, и уселся в последнем ряду, но Вера всё равно разглядела его со сцены. Она уже и не надеялась, что он появится на сегодняшней репетиции. Сердце её сделало привычный кульбит, а слова исполняемой песни показались настолько пророческими, что она вложила в них всю свою душу.
– I won't ask for much this Christmas,
I won't even wish for snow,
I'm just gonna keep on waiting
Underneath the mistletoe…
