Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Только Настенька громко и безуспешно звала на помощь неведомо кого. Пыталась влезть в потасовку, оттащить от безвинного деятеля культуры нападавших. Хватала за ноги, царапалась, даже кусалась.
Закончилось кино грустно. Не по-голливудски. Без хеппи-энда. Без «счастья-конца». «Обесточенного» Вячеслава Андреевича получившие команду вышибалы за руки и за ноги вынесли на воздух и уложили на грязный асфальт. Следом затеявшие драчку джентльмены выволокли Настю, швырнули рядом.
— В следующий раз ноги переломаем, — пообещал первый, — а они у тебя красивые. Жалко будет. Ползите-ползите отсюда…
Вячеслав Андреевич пришел в себя примерно через минуту, что при подобных обстоятельствах можно признать мужеством и героизмом.
— Кто это?
— Ты спрашивал про ближний круг? — Настя сидела рядом под звездным небом и размазывала по щекам черные от туши слезы. — Вот достойный представитель. Подонок! Это я на него материал собирала… Ты извини, что тоже досталось…
— Это ты извини, — Золотову все же было неловко, что не смог защитить даму, — но тут и папа мой не смог бы уболтать. Да, городок у вас не скучный. Родина Змея Горыныча… А почему, кстати, Горыныч? У него батя Горын, что ли, был?
— С тобой все в порядке? Может, в больницу? — Настя достала из сумки платок, приложила к его окровавленному носу.
Он отреагировал мужественно. Не ойкал и не морщился.
— Терпимо. Поехали домой.
Но Настенька домой не поехала… По пути завернула в полицейский участок. Московского гостя с собой не взяла, оставила в машине. Вручила бутылку с целебной родниковой водицей, велела прикладывать к опухшему носу.
Вернулась она скоро и еще более расстроенная. Поведала, что ее ухажер Дима трусливо ушел в тень, вместо того чтоб отправить в ресторан вооруженный экипаж быстрого реагирования. Или хотя бы посочувствовать.
— Это просто беспредел! Мне ноги грозились переломать, а он: «Что я могу сделать? Ни один свидетель против Лузина не подпишется. Его даже на пятнадцать суток не отправят». А я что, не свидетель? Или меня мало? Ты представляешь, он сказал, что я с другой планеты!
Она перестала хлюпать носом и повернулась к Золотову. Возмущение ей очень шло.
— Это они все с другой планеты! Скоро и их всех примутся лицом по асфальту возить! А они будут опускать глаза и извиняться, да? Это называется полиция! Только пьяных на улице могут забирать. Да и то не всех. Сериалы про них надо снимать. Комедийные!
Она завела мотор и резко сорвалась с места. Так, что у Золотова чуть не выпрыгнула из рук нагретая щекой бутылка.
— Господи, ну найдется здесь хоть один смелый человек?
Промчавшись метров двести, она резко остановилась.
— Ну-ка, покажи…
Золотов послушно убрал от лица бутылку, она осторожно дотронулась до носа.
— Почти не видно, — виновато заверила она, — к утру пройдет. Антон, мне так неудобно. Правда. Блин, показала город.
Избитый по ее милости «Антон» великодушно улыбнулся.
— Вообще-то, это я тебя в ресторан пригласил. Не переживай. В Москве то же самое. Только на высоком уровне.
Золотов вспомнил цветоводов — и сразу сегодняшний инцидент в ресторане показался ему мелким и незначительным. Настя снова завела машину и на этот раз довезла Золотова до коттеджа без приключений. Он, как полагается в таких случаях, пригласил на чашку чая. И, что удивительно, при этом имел в виду действительно чай. Посидели бы немного в спокойной и безопасной обстановке. Еще поболтали. Повозмущались бы, потом успокоились. Не хотелось, чтобы она уезжала.
Но Настя отказалась. Заменжевалась, почти было согласилась, а потом все же отказалась. Объяснять ничего не стала. Пообещала завтра позвонить.
Вячеслав Андреевич, получивший за последний день массу впечатлений и эмоций, сразу проследовал к холодильнику и припал к чарке с живым пивом.
* * *
Утро в больничной палате — унылое зрелище. Впрочем, как и все остальное время суток. Но утро — особенно. Спишь себе, сны видишь, как вдруг ни свет ни заря влетает медсестра, включает свет, начинает градусники под мышку толкать. Только снова задремлешь — возвращается, зараза, градусники забирать. А потом какой сон? Особенно если температура нормальная, и мерить ее нет никакого смысла. Правда, Плетнева это не особо беспокоило. Его пока вообще мало что беспокоило. Как обычно бывает у потерявших память граждан. Он просто лежал и таращился в потолок, словно мумия, приготовленная к погребению в саркофаг.
— А у меня что-то побаливает, — жаловался неугомонный сосед, — у самого на себя рука не поднялась, попросил одного. Заставь дурака Богу молиться. А тебя-то кто?
— Не помню, — прошептал Плетнев, не забывший, к слову, родную речь. А было бы прикольно, если б он заговорил на мове или хотя бы на английском. Или китайском.
— Вот это правильно, — одобрил сосед, — в камере лучше не трепаться.
Из коридора сначала послышался громкий скрип и дребезжание. Потом донесся знакомый кисловатый запах. Санитарка в несвежем халате и клеенчатом фартуке закатила в палату тележку с харчами.
— Завтрак, — бюджетным тоном оповестила она.
В миски плюхнула по половнику варева, выставила на стол. Сосед встал с кровати, взял с миску, понюхал, как собака.
— Баланда лучше, — со знанием дела сравнил он.
— Что дали, то и привезла, — огрызнулась санитарка, про себя посоветовав: «Жри что дают», — и покатила дальше.
— Душегубы! На больных наживаются, — бросил он вслед. Но ложку взял и принялся кушать.
— Чего не ешь? Остынет. Холодное оно вааще не лезет.
— Не хочу, — апатично ответил Плетнев и перевернулся на бок. Лицом к стенке. Он действительно не хотел есть. Он ничего не хотел. Или забыл, как хотеть нужно. Сосед поглотил свою порцию каши. Принялся за плетневскую.
— Нет, у меня тоже провалы бывают, — заметил он, жуя, — помню, иду по улице, а ко мне мужик незнакомый подбегает. Радостный такой. Привет-привет. А я не помню — хоть убей! Неудобно даже. Потом только вспомнил. Я ему денег, оказалось, должен. Так что не волнуйся, тоже вспомнишь. Это лечится. Главное, башка цела.
Плетнев все слышал и понимал. Но не отвечал. Не реагировал.
— Харчи здесь, конечно, не ресторанные, — сосед отставил в сторону вторую пустую тарелку, — но зато не найдет никто. Мне-то полгодика и надо всего.
— А потом?
Сосед давно потерял надежду разговорить попутчика, поэтому от неожиданности икнул.
— А потом амнистию обещают. Если не врут.
— Амнистия — это что?
— Это — надежда. Слушай, брат, ты хоть имя вспомни, а то не по-людски как-то, — с досадой заметил сосед, — я вот — Константин. А ты?
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
