«Мурка» славистам очень нравилась, особенно когда я рассказал им реальную историю, по которой была написана эта песня. Тем более что знал некоторые малоизвестные куплеты:
Мурку хоронили
очень многолюдно,
Впереди легавые все шли.
Красный гроб с цветами
мелкими шагами
Впереди легавые несли.
Забавности, связанные с разным уровнем знания русского языка и малой совместимостью нашей ментальности с западной, случались каждый год. Мне особенно запомнилось, как во время изучения русских пословиц обворожительная англичанка сказала с милой улыбкой:
— Как правильно говорит русский пословиц: лучше поздно, чем ничего?
* * *
В начале восьмидесятых я встретился в Рюссельсхайме с Виктором Некрасовым. Увидев автора книги «В окопах Сталинграда», я поначалу оробел. Он читал доклад по русской литературе. Михаил Викторович, представив его, отметил, что имя Виктора Некрасова было даже внесено в советскую «Литературную энциклопедию». Виктор Платонович устало махнул рукой:
— Выкинули, выкинули…
После лекции я подошел к нему и сказал, что видел по телевидению фильм «Солдаты», снятый по его книге. Он оживился и пригласил меня пройтись по городу, с намерением съесть немецкую жареную сосиску и выпить.
На берегу Майна гудела ярмарка. Мы съели по сосиске, выпили водки. Сосиска ему понравилась, но от раздававшейся вокруг немецкой речи он морщился:
— Еще с войны не люблю этот лающий язык…
Он рассказал историю про то, как один маститый советский писатель, у которого на даче испортилась канализация, вызвал сантехников, а вместо гонорара поставил им початую бутылку водки. Сантехники обиделись. Во время ремонта они незаметно вставили ему в канализационную трубу солидную пробку. Когда измученный этой вонючей проблемой писатель был вынужден вызвать сантехников снова, они потребовали с него три тысячи рублей.
— Побойтесь бога! — ужаснулся скряга-писатель.
— Не боимся, — стойко ответили сантехники. — Три тысячи рублей.
В эту цену и обошлись советскому классику жадность и неуважение к простому человеку.
Виктор Платонович отличался редкой демократичностью. Он на равных беседовал и выпивал как с грузчиками, так и с академиками. Неудивительно, что после его смерти один из родственников возмущался в прессе: «Сегодня каждый, кому Некрасов поставил пиво, пишет о нем воспоминания!»
Второй раз я случайно встретил Виктора Некрасова в парижском метро. Третьей встречи не было: я увидел могилу Виктора Платоновича на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.
В конце восьмидесятых курсы русского языка переехали в город Бройберг в горах Таунус. Потом они и вовсе прекратили свое существование: Россия стала открытой страной.
* * *
1 мая 1981 года я официально вступил в НТС. Принимала меня Ариадна Евгеньевна Ширинкина в своей квартире, что располагалась в подвальчике напротив здания «Посева». Поручителей было двое — Роберт и Миша Назаров. Согласно старой традиции я подписал заявление, зачитал его, потом его подписали двое поручителей. Затем я зачитал текст присяги и сжег листок на свечке.
Традиция эта появилась во время войны, когда гестапо охотилось за членами НТС, поэтому списков держать было нельзя. Но двое поручителей могли доказать, что этот человек действительно вступил в союз.
Потом мы отметили мое вступление. Роберт рассказал, что, когда он в Австралии вступал в организацию, они ссыпали пепел от сожженных обязательств в старинный монгольский кубок, сделанный из человеческого черепа. А потом решили торжественно выпить из него вина. Но один из вновь вступивших заявил, что из черепа пить не будет…
Традиция есть традиция. Но над неофитами мы подшучивали часто. Одному рассказали, что пепел сожженного обязательства нужно потом съесть. Что он и собрался сделать, чем удивил принимавшего его старика. Другому возле тарелки со свечкой и листком с текстом присяги положили перочинный нож, а на ухо подсказали, что такие обязательства подписывают только кровью. Парень он был прямой и решительный, так что лишь вмешательство старшего товарища спасло его от кровопускания.
Шутки — шутками, но обязательство это я воспринял серьезно. Наверное, потому, что знал людей, которые подписали его за десятилетия до моего рождения. И остались ему верны до самой смерти.
Моим соседом в доме номер 22 по Курфюрстенштрассе был Михаил Николаевич Залевский, или Михляич, как его звали знакомые. Он жил двумя этажами выше. Я часто заходил к нему, расспрашивал про былые годы. Ему было что порассказать. Ведь Михляич был единственным в НТС живым участником… Первой мировой войны! Он был заядлым футболистом и играл в первой сборной России, в самом первом футбольном матче. Продули они тогда со страшным счетом.
Потом, в 1914-м, он с братом устроил патриотическую манифестацию с трехцветными флагами. Потом фронт. Кавалерийский полк. Немцы были уверены, что на его участке стоит артиллерия. А на самом деле это спортсмен Михляич раскручивал на тросе ручные гранаты и забрасывал их на немецкие позиции! Навряд ли они нанесли противнику существенный урон, но психологический эффект был налицо. Потом он разработал метод борьбы с вражескими аэропланами: отряд кавалеристов рассыпался, и, когда немецкий аэроплан пролетал над их головами, они одновременно производили залп из карабинов в воздух.
В 1917 году он приехал в отпуск в Петроград.
— Иду я мимо особняка Кшесинской и вижу толпу народа. Толпа была небольшая, совсем не такая, как на картинах рисуют. А по балкону особняка прыгает какой-то плешивый гаденыш. И такую чушь несет, аж противно. Мне говорят: «Ленин выступает». Я плюнул и дальше пошел. Всю жизнь мучаюсь: ведь у меня на поясе кобура с револьвером висела. Один хороший выстрел, и все бы пошло иначе! Но откуда мне было знать, чем все кончится?
Про Гражданскую он рассказывать не любил. Потому что служил у красных. Призвали.
— Мы со старыми офицерами решили перебежать к Юденичу, как только пошлют на фронт. Но на фронт я не попал. Послали в тыл —.реквизировать для армии лошадей.
Во время Второй мировой Михляич попал в артиллерию. Как-то раз, в передышке между боями, он играл в карты с командным составом и комиссаром. С последним поругался и назвал его «идиотом». Тот сразу же побежал доносить по начальству, что Залевский ведет на фронте «упаднические разговоры». Трибунал долго разбираться не стал и приговорил его к «вышке». После оглашения приговора к нему подошел старый знакомый, командир, и шепнул: «Завтра вас поведут на расстрел. Так вы не спешите!» То есть как?! Куда спешить? Командир шепотом повторил: «Не спешите!»
— Ночью начался артиллерийский обстрел. Парнишка, который меня охранял, при звуке первого разрыва весь побледнел от страха. Так мне, смертнику, пришлось его, юнца зеленого, успокаивать…
Туманное утро. Передовая. Михляича вывели на расстрел, но почему-то повели прямо к вражеским позициям. Выталкивают штыками из окопа: «Вперед! Не оглядываться!»
