Даже не помню, к кому мы обратились, но уже на следующее утро выяснилось, что нам забронированы два места на лыжной станции в Альпах (назовем ее «Акариаз»).
Я позвонила Петронилле, чтобы спросить, что теперь делать. Оказалось, что опьянение вызывает у нее такой же склероз, как и у меня.
– Слушай, я вообще ничего не помню. Но это круто, поехали. Займешься билетами на поезд?
В сущности, она была права. Судьбу надо подстегивать. Если бы первый шаг всегда зависел от меня, в моей жизни вообще ничего не происходило бы.
26 декабря, сойдя с поезда и пересев на такси, мы прибыли в «Акариаз», который находится на высоте 1200 метров. Вещи мы побросали в арендованном нами шале. Петронилла дрожала от нетерпения, ей хотелось как можно скорее переодеться и подняться на склон.
В очереди за билетами на подъемник она спросила:
– Ты давно каталась на лыжах?
– Еще в Японии.
– Со своим знаменитым женихом?
– Нет. Я тогда была маленькой.
Молчание.
– Тебе сколько было?
– Четыре года.
– То есть ты уверяешь, что последний раз вставала на лыжи в четырехлетнем возрасте?
– Ну да.
– А теперь тебе сколько?
– Тридцать пять.
Петронилла огорченно вздохнула:
– Только не рассчитывай, что я буду давать тебе уроки. Я сюда приехала развлекаться.
– Мне не нужны твои уроки.
– Но, Амели, ты не вставала на лыжи тридцать лет!
– В четыре года я каталась очень даже прилично.
– Ну да. А в детском саду тебе вручили почетную снежинку. Это впечатляет.
– Это как на велосипеде, если научишься, то разучиться нельзя.
– Еще как можно.
– Я доверяю детским способностям.
Петронилла обхватила лицо ладонями и сказала:
– Грядет катастрофа.
– Уверяю тебя, мои ноги помнят, как нужно действовать.
В 14.40 мы поднялись на склон. Светило солнце, снежный покров был идеальным. Мой энтузиазм рос.
Петронилла стрелой унеслась вперед. Очень быстро – быстрее, чем я написала эти строки, – она спустилась по крутому склону, невероятно изящная и стремительная.
На пике эйфории я попыталась ей подражать, но через пару метров рухнула в снег. Я быстро вскочила на ноги и устремилась вперед, но через секунду вновь оказалась на земле. И это повторилось раз пятнадцать подряд. Петронилла успела к тому времени вновь воспользоваться подъемником и теперь стояла рядом со мной.
– Да, похоже, детские способности дали сбой. Может, тебя поучить?
– Оставь меня в покое!
За десять последующих минут она успела опять скатиться вниз, подняться и снова стояла рядом со мной, а я валилась на землю приблизительно раз в пять секунд.
– У нас проблема, – сказала Петронилла. – Тебе понадобится очень терпеливый инструктор.
Я разрыдалась.
– И психиатр, – добавила она.
– Отстань от меня! Я уверена, что могу. Ты мешаешь мне сосредоточиться. Не могла бы ты пойти на какой-нибудь другой склон, подальше от меня.
– Ладно.
Она исчезла.
Итак, я осталась одна, к ногам были прицеплены два странных предмета, которые делали вид, будто являются продолжением моего тела, но на самом деле, по крайней мере в данный момент, мне казалось, что вместо обуви на мне османские сабли. Я закрыла глаза и погрузилась в себя, чтобы вспомнить себя же, четырехлетнюю.
В начале семидесятых годов Тироль был недостижимой японской мечтой. На горнолыжной станции в Японских Альпах[29]мои родители сняли на неделю шале размером со скворечник. Лыжные инструкторы расхаживали в кожаных штанах, а горничные – в платьях с корсажем, расшитым эдельвейсами. Было Рождество. Когда мы шли пить горячий шоколад, в ресторанчике японский хор всегда пел немецкие песенки про елку. Этот мир казался божественно-прекрасным.
На лыжной трассе мама дала мне первые уроки, которые вскоре принесли плоды. К концу недели я носилась как молния на своих крошечных лыжах. Я даже освоила поворот.
Если не открывать глаза, то у меня все получится, решила я. Итак, действуем. Я устремилась в темноту, и в самом деле детские ощущения вернулись. Вертясь во все стороны, я достигла подножия холма, ни разу не упав. Внизу я издала торжествующий крик.
У подъемника путь мне преградил какой-то верзила.
– Вы что творите? Я учил детей кататься на лыжах, вы нас чуть не сшибли!
– Простите. Это потому, что я закрыла глаза.
– Вы больная или что?
Следовало поменять методику. К счастью, к тому времени, когда я вновь поднялась на гору, я уже успела убедить себя, что даже с открытыми глазами катаюсь очень неплохо. Как приятно было нестись зигзагами, вздымая колючий снег, подскакивая на кочках, как на трамплине. Какой замечательный спорт! Я попробовала другие трассы, у меня все получалось. Ко мне подъехала изумленная Петронилла:
– Что случилось?
– Я поверила в детские способности, – повторила я.
Мы вместе катались до самого вечера. С тех пор я столько раз слышала, как Петронилла рассказывает эту историю: «Я поехала на лыжный курорт с одной неумехой, ну просто полный ноль, она сразу расхныкалась, а через час уже спускалась как профи! Нет, честное слово, она ненормальная».
На следующее утро Петронилла сообщила мне, что очень плохо спала.
– Здесь полно постельных клещей! А у меня аллергия.
– И что будем делать?
– Надо открыть окна.
Мы тщетно попытались открыть окно в нашем номере. Очевидно, это не было предусмотрено. У нас ничего не получилось.
– Вот идиотизм! – возмущалась Петронилла. – Камера с ковровым покрытием – и даже не проветрить!
– Может, с клещами можно еще как-нибудь бороться?
– Пылесосом.
В стенном шкафу нашлось что-то вроде пылесоса для холостяка-неряхи, на который Петронилла взглянула с презрением. Я прошлась пылесосом повсюду, куда достала. Она пожала плечами.
– Еще можно было бы вытрясти одеяла, но ведь окно наглухо закрыто…
– Это не проблема. Пойду вытрясу на улицу.
Схватив одеяла в охапку, я вытрясла у входа сначала одно, потом другое, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Каждый раз, когда я возвращалась, Петронилла вручала мне очередной предмет, который нужно вытрясти: подушки, простыни, покрывала. Я вытряхивала и невозмутимо извинялась.
