Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Ту, что «Поздней» говорит, «Маловато», «Коль муж уберется», —
К евнухам шлет Филодем, для себя же он лучше желает
Ту, что по зову идет за малую плату, не медля;
Лишь бы цветуща, стройна, изящна была, не стараясь
Выше казаться, белей, чем природа ее одарила.
Если прижмется ко мне и крепко обнимет руками,
Илия то для меня иль Эгерия; имя любое
Дам, не боясь, как бы муж из деревни в ночь не вернулся,
Дверь не взломали б, чтоб пес не залаял, и, шумом встревожен,
Вдруг не наполнился б криком весь дом; побледнев, не вскочила б
С ложа жена, не кричала б участница: «Горе мне, бедной!» —
За ноги эта страшась, за приданое – та, за себя – я.
Без подпояски бежать и босыми ногами придется,
Чтоб не платиться деньгами, спиной, наконец же, и честью.
Горе – попасться: я то докажу, хоть бы Фабий судья был.
Гораций же насмешливо предостерегает поклонников женской красоты от безумств любви.
Если старик забавляется детской игрой в чет и нечет,
Или на палочке ездит верхом, или домики строит,
Или мышей запрягает в колясочку, – он сумасшедший!
Ну а если рассудок докажет тебе, что влюбленный
Больше ребенок, чем он? – Что валяться в песке, как мальчишка,
Что в ногах у красавицы выть; не одно ли и то же?..
Можешь ли ты, например, поступить Полемону подобно?
Бросишь ли признаки страсти, все эти запястья, подвязки,
Эти венки, как бросил их он, вином упоенный,
Только услышал случайно философа слово, который
В школе своей натощак проповедывал юношам мудрость!
Дай рассерженному мальчику яблоко: он не захочет.
«На, мой голубчик, возьми!» – Не берет! – Не давай: он попросит!
Так и влюбленный. – Выгнанный вон, перед дверью любезной
Он рассуждает: войти или нет? – А тотчас вошел бы.
Если б она не звала. – «Сама, говорит, умоляет;
Лучше нейти, и разом конец положить всем мученьям!
Выгнала; что же и звать! Не пойду, хоть проси с униженьем!»
Столь же разумный слуга, между тем, говорит господину:
«Что не подходит под правила мудрости или расчета,
То в равновесие как привести? – В любви то и худо:
В ней – то война, то последует мир. – Но кто захотел бы
Сделать то постоянным, что переменно, как ветер,
Или как случай – это все то же, как если б он вздумал
Жить как безумный и вместе по точным законам рассудка!»
Kак? – когда ты, гадая, зернышки яблок бросаешь,
И так рад, что попал в потолок, неужель ты в рассудке?..
Как? когда ты, беззубый, лепечешь в любви уверенья,
То умнее ль ребенка, который домики строит?
Вспомним и кровь и железо, которыми тушат сей пламень;
Вспомним Мария: он, заколовши несчастную Геллу,
Бросился сам со скалы и погиб; не безумец ли был он?
Если же это безумие ты назовешь преступленьем,
В сущности, будет все то же; различие только в названье!
Но матроны тоже хотят страсти и вожделения, им надоело быть примерными женами, проводящими свои дни в атрии за прялкой. Они начинают искать любви в тех местах, где порядочной женщине нечего делать. Вот как описывает вкусы своей госпожи служанка в романе Петрония «Сатирикон».
«[Хрисида, служанка Киркеи, Полиэну] —…ты уверен в своей неотразимости и поэтому, загордившись, торгуешь объятиями, а не даришь их. Зачем эти тщательно расчесанные волосы? Зачем лицо покрыто румянами? К чему эта нежная игра глазами, эта искусственная походка и шаги, ровно размеренные? Разве не для того, чтобы выставлять красоту свою на продажу? Взгляни на меня: по птицам я не гадаю, по звездам не читаю; но умею узнавать нрав по обличью, и лишь только увидала тебя на прогулке, так сразу поняла, каков ты. Так вот, если ты продаешь то, что нам требуется, так – ваш товар, наш купец; если же – что более достойно человека – ты делишься бескорыстно, то сделай и нам одолжение. А что касается твоих слов, будто ты раб и человек низкого происхождения, – так этим ты только разжигаешь желание жаждущей. Некоторым женщинам то и подавай что погрязнее: сладострастие в них просыпается только при виде раба или вестового с подобранными полами. Других распаляет вид гладиатора, или покрытого пылью погонщика мулов, или, наконец, актера, выставляющего себя на сцене напоказ. Вот из такого же сорта женщин и моя госпожа: ближе чем на четырнадцать рядов к орхестре не подходит и только среди самых подонков черни отыскивает себе то, что ей по сердцу.
Тут я, захваченный этой ласковой речью, говорю ей:
– Да скажи, пожалуйста, уж не ты ли та самая, что в меня влюбилась?
Служанка рассмеялась над этой неудачной догадкой и ответила:
– Прошу не мнить о себе так высоко: до сих пор я никогда еще не отдавалась рабу; надеюсь, боги и впредь не допустят, чтобы я прибивала на крест свои ласки. Я предоставляю матронам целовать рубцы от плетей; я же хоть и рабыня, а никогда не сижу дальше всаднических мест.
Я не мог не подивиться такому несоответствию страстей и отнес к числу чудес то, что служанка метит высоко, словно матрона, а у матроны вкус низкий, как у служанки».
Говорят, некоторые из них даже ходят в притоны. Великая перемена в Античности: матроны откровенно показывают свою порочность; чем они ближе к консулам или императорам, тем больше их история развлекает летописцев. Не важно, как их зовут, эти распутницы играют жизнью.
Моралисты с ужасом смотрят, как они участвуют в пиршествах, пьют, едят и развратничают, как мужчины. Нет нужды звать шлюх, когда неистовая безнравственность сознания движет благородными римлянками. Некоторые находят удовлетворение, лишь продаваясь в самых многолюдных домах Субуры или Трастевере.
Самая известная – жена императора Клавдия Мессалина. Ее похоть описал Ювенал:
Эппий, ты изумлен преступлением частного дома?
Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было
С Клавдием: как он заснет, жена его, предпочитая
Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала
Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой
Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;
Черные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась
В теплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,
Лезла в каморку пустую свою – и, голая, с грудью
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
