Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
• Вирус, который чересчур обильно плодится в одном компьютере, скоро будет обнаружен, потому что симптомы засорения памяти слишком очевидны. Вот почему многие вирусы, прежде чем заражать систему, проверяют, нет ли уже в ней подобных вирусов. Это открыло путь защиты, аналогичный иммунизации. В начале 90-х, когда специальные антивирусные программы еще были недоступны, я сам проводил примитивную «вакцинацию» моего компьютера. Вместо того чтобы уничтожить обнаруженный вирус, я просто разрушал его код, сохраняя «оболочку» с характерным сигналом-«подписью». Теоретически новые вирусы того же семейства, попадающие в мою систему, должны были узнавать свою подпись и воздерживаться от повторной инфекции. Я не знаю, работала ли моя вакцинация, но мне тогда казалось более эффективным делать чучела вирусов, чем просто уничтожать их. Сегодня я просто ставлю антивирусную программу на свой компьютер.
• Чересчур вирулентный вирус быстрее засекут и уничтожат. Вирус, который, попав в компьютер, немедленно и сильно его повреждает, не сумеет попасть в множество компьютеров. Он может произвести самый что ни на есть забавный эффект в одном компьютере — стереть тезисы диссертации или сделать еще что-нибудь столь же забавное, — но он не вызовет эпидемии. Некоторые вирусы, следовательно, создаются таким образом, чтобы вызывать маленький, почти незаметный эффект, который тем не менее может быть весьма вредным. Один из таких вирусов, вместо того, чтобы стирать целые секторы, случайным образом слегка изменяет цифры (как правило, имеющие отношение к финансам), внедряясь в строчки и колонки. Другие вирусы прибегают к стратегии случайного включения, например, стирают только один из 16 зараженных дисков. Третьи используют принцип бомбы с часовым механизмом. Современные компьютеры «знают», какое сегодня число, и такие вирусы могут дать о себе знать по всему миру одновременно, в определенный день, например в пятницу 13-го или 1 апреля. С точки зрения паразита не важно, насколько катастрофичными будут последствия атаки, коль скоро он успеет распространиться раньше. Мне довелось как-то читать, что некоторые крупные компании с развитым компьютерным парком, чтобы защититься, делают некоторые компьютеры из своего парка своего рода «подопытными кроликами» — переставляют их календари на неделю вперед, так что «часовой механизм» вируса-бомбы срабатывает сначала в этих компьютерах, предупреждая о приближении великого дня.
Я уже говорил о запрограммированной доверчивости ребенка, столь полезной при изучении языка и усвоении мудрых традиций. Мы вырастаем и все равно обмениваемся информацией между собой. Конечно, мы не вставляем дискеты в голову собеседнику, но мы обмениваемся фразами, мы подмечаем друг у друга манеру двигаться и одеваться, подвергаемся чужим влияниям. Мы прислушиваемся к шуму рекламы, и, очевидно, он нас убеждает — иначе твердолобые бизнесмены не тратили бы столько денег на этот мусор.
Подумаем о двух качествах, которыми должна обладать среда, благоприятная для вируса или любой другой разновидности паразита: именно эти качества делают клеточные механизмы такими дружественными к паразитической вирусной ДНК, а компьютеры — к компьютерным вирусам.
Это, во-первых, готовность аккуратно воспроизводить информацию (возможно, с некоторыми неточностями, которые затем копируются точно); во-вторых, готовность повиноваться инструкциям, включенным в копируемую информацию.
Живая клетка и компьютер идеально соответствуют обоим требованиям вирусов. А человеческий мозг? Какрепликатор он, безусловно, уступает компьютеру или клетке в точности, но, тем не менее, он очень неплох. Второе свойство дружественной к вирусу среды — выполнение программы, описанной в инструкции, — у мозга опять же только количественно иное, чем у клетки или компьютера. Иногда мы подчиняемся порядку, предписанному другими, иногда нет.
Тем не менее, хорошо известно, что во всем мире дети чаще принимают религию своих родителей, чем какую-либо другую. Требования преклонять колени, кланяться в сторону Мекки, ритмично ударять головой о стену, трястись как безумец (список этих произвольных и бессмысленных образчиков двигательной активности, предписанных исключительно религией, обширен) — все это выполняется если не рабски, то, по крайней мере, с весьма высокой статистической вероятностью.
Менее жутко, и опять-таки лучше заметно у детей, воспроизведение поведенческих образцов, больше похожее на эпидемию, чем на результат разумного выбора. Тамагочи, жаргон и рекламные слоганы заполоняют школы в мгновение ока, спорадически перепрыгивают из одной школы в другую, и этот процесс, по сути, ничем не отличается от эпидемии кори. Несмотря на их тривиальность, массовые мании дают нам даже более детальные свидетельства того, что человеческий мозг, особенно в молодости, обладает теми качествами среды, которые мы выделили как благоприятные для информационных паразитов. Это может быть преднамеренно созданный паразит, как нынешние компьютерные вирусы. Это может быть и паразит, ненаправленно мутирующий и бессознательно эволюционирующий.
Прогрессивная эволюция более эффективных «паразитов сознания» имеет два аспекта. Новые «мутанты» (и случайные, и созданные людьми), лучше умеющие распространяться, станут более многочисленными. Кроме того, идеи, процветающие в присутствии друг друга, будут собираться в команды, взаимно поддерживая друг друга. Эти команды превратятся в совокупности, достаточно стабильные, чтобы получить общее название, например «секта».
Не суть важно, сравним ли мы каждую такую совокупность с одним вирусом или с множеством вирусов. Важно то, что человеческие мозги — благоприятная среда для паразитических, самокопирующихся идей или информации, распространяющейся по типу массовой инфекции (например, паники — «завтра подорожает соль»).
Как и компьютерные вирусы, преуспевающие вирусы сознания должны быть незаметными для жертвы. Если вы поражены одним из них, возможно, вы не знаете об этом и даже гневно отрицаете подобную возможность. Принимая во внимание, что вирус должен быть трудно заметным для самого пораженного мозга, какие признаки должен искать наблюдатель?
Вместо ответа попробую представить, как медицинское руководство могло бы описать эти симптомы у типичного пациента.
1. Как правило, пациент обнаруживает у себя глубокую внутреннюю убежденность, что то или иное является верным, или правильным, или хорошим; эта убежденность не кажется плодом наблюдений или логики. В терминах медицины и психологии мы вынуждены называть подобную убежденность «верой».
2. Обычно пациенты полагают, что хорошо, когда вера тверда и непоколебима, несмотря на то, что она не основана на очевидных фактах. В самом деле, они могут ощущать, что чем менее очевидно утверждение, тем добродетельнее вера в него (см. ниже). Парадоксальная идея «отсутствие доказательств — благо, когда дело идет о вере» имеет некоторые качества само поддерживающих программ, поскольку она ссылается на самое себя. Коль скоро предположение стало предметом веры, оно автоматически подрывает любую оппозицию. Идея «отсутствие доказательств — благо» может прекрасно играть роль «оси» в группе взаимоподдерживающихся «паразитов сознания». Сопряженный симптом, который также может наблюдаться у «страдающего верой», — убежденность в том, что тайна per se — это хорошо. Благо не в том, чтобы раскрывать тайны. Мы должны наслаждаться ею, даже приходить в экстаз от ее неразрешимости. Опять же, в утверждении «тайна есть благо» присутствует кольцо, ссылка на само себя. Крайнее выражение симптома «тайна есть благо» — Тертуллианово «Certum est quia impossibile est[17]». Этот путь ведет к сумасшествию. Хочется процитировать Белую Королеву Льюиса Кэрролла, которая, в ответ на Алисино: «Нельзя же верить в то, что невозможно», отрезала: «Полагаю, ты просто мало занималась… Когда я была в твоем возрасте, я практиковалась по полчаса в день.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
