Ральф прав в том, что не стремится заглянуть в будущее. Уметь радоваться мгновению — великое искусство, и не каждый способен постичь его. Что ж, да здравствует коротенький праздник!
— Поцелуй меня, — прошептала Долли.
Только в объятиях Ральфа Она чувствовала себя уютно и спокойно, и беспокойство не терзало ее. Когда сильные и уверенные руки опускались на плечи, властным жестом привлекая к себе, все остальное теряло смысл. Чуткие пальцы скользили по коже, горячие губы прикасались к груди, спускались ниже, к впадинке пупка и туда, к сокровенному холмику, даря какую-то волшебную птичью легкость телу.
Это ни с чем не сравнимое наслаждение — растворяться, таять, как воск, в ладонях Ральфа; забывать себя, терять, погружаться в глубины блаженства и снова всплывать на поверхность, задыхаясь и всхлипывая от восторга.
Что могло иметь значение по сравнению с этой сладостью обладания и одновременно отдачи себя без остатка, с замедленным, как во сне, соединением двух половинок. Близость была настолько полной, что в какие-то секунды казалось невозможным разъединиться. Но вот Ральф отстранялся, в ее сердце вкрадывалась боль, и, словно почувствовав это, он снова склонялся над распростертым телом Долли, доводя ее ласками до изнеможения.
А когда она, усталая и обессиленная, закрывала глаза, он искал ее, звал горячечным шепотом, словно и минуты не мог провести без того, чтобы прикасаться к разметавшимся черным волосам или влажной коже. И вновь начинался подъем на вершину наслаждения, страсть вспыхивала, желание кружило голову, магнетические токи пронзали воздух, напоенный ароматом лилий.
Они и уснули, прижавшись друг к другу, уже на заре, когда робкие солнечные лучи стали проникать в комнату вместе с первыми трелями пробудившихся птиц.
Долли открыла глаза и улыбнулась: как давно она не встречала новый день с такой радостью! Осторожно, чтобы не потревожить Ральфа, она встала и, прикрыв за собой дверь, прошла в ванную.
Увидев в зеркале свое отражение, Долли ахнула от изумления: даже бледность и голубоватые тени под ресницами не могли скрыть сияния счастья, озарившего лицо. Она почти не узнавала себя: казалось, даже мелкие морщинки, появившиеся недавно и причинявшие столько огорчений, разгладились. Губы были такими сочными и яркими, что позавидовала бы и юная красавица.
Наполнив ванну и добавив ароматическую соль, Долли с наслаждением погрузилась в горячую воду. Какое же это все-таки чудесное ощущение, словно утопаешь в пушистых облаках. И как хорошо сидеть вот так, бездумно следя, как капелька влаги стекает по стене. Никуда не надо торопиться, и самое важное дело — это приготовление завтрака.
Тори проскользнула в приоткрытую дверь и вскочила на специально для нее поставленный пуфик. Долли чмокнула собаку в холодный нос и потрепала по гладкой шерстке.
— Надо и тебе найти кавалера, крошка. А то останешься в старых девах.
Тори негромко тявкнула, выражая полнейшее согласие, и благодарно лизнула обнаженное плечо хозяйки.
— Скажу тебе по секрету, малышка, я так счастлива, что даже немного страшно. — Долли задумчиво провела кончиком пальцев по губам, словно пытаясь найти следы бесконечных поцелуев. — Я боюсь представить, чем это все закончится.
— О чем это вы тут шепчетесь? — Ральф вошел в ванную комнату.
У Долли при виде него кровь прихлынула к щекам, а сердце забилось быстро и часто. Она встала и потянулась за полотенцем, смущенная восторженным взглядом ясных синих глаз.
— Ты похожа на Афродиту, выходящую из пены морской, — сказал Ральф. — Что-то странное со мной происходит: кажется, я становлюсь романтиком.
— Что же в этом плохого?
— В общем-то, конечно, ничего. Но я, по-моему, староват для этой роли.
Он помог Долли выбраться из ванны, и она на мгновение прижалась к нему, почувствовав каждой клеточкой кожи прикосновение его стройного и мускулистого тела.
— Умывайся, ковбой, а я приготовлю завтрак. — Она постепенно возвращалась к себе прежней, к тому состоянию, где ирония служила отличной защитой от любых неожиданностей. — Надеюсь, в этом нет ничего слишком романтичного для тебя?
— Ну, если ты не будешь поить меня амброзией, то нет. — Ральф усмехнулся. — Я уже говорил тебе, принцесса, что ты восхитительна?
Подхватив Тори на руки, Долли направилась на кухню. Поджаривая тосты, она с некоторой грустью думала, что впервые за многие годы готовит завтрак для мужчины, с которым провела ночь. И это было очень приятно, но сможет ли она каждое утро, несмотря на лень или плохое настроение, вставать к плите, да еще и получать от процесса варки яиц, например, такое же удовольствие?
Нет, конечно, существуют кафе или наемная прислуга. Вот Маргарет никогда не утомляла себя такой мелочью, как повседневная забота о мужьях. Она искала в жизни только удовольствий и не собиралась попусту растрачивать годы на хозяйственные дела. Даже когда родилась Долли, Маргарет не просиживала часами у колыбельки, напевая песенки: для этого существовала няня.
Возможно, этот эгоизм, замкнутость на себе и стал причиной того, что мать и дочь постепенно отдалились друг от друга. Они были слишком разными и по-разному смотрели на жизнь. Если одна меняла мужчин в вечной погоне за неуловимым счастьем, то другая, взрослея, начала понимать, что это — бег в никуда. И однажды, после очередного разочарования, оставившего в душе болезненный след, Долли сформулировала для себя правила, которые должны были защитить от любых неприятностей. Правда, судьба оказалась намного хитрей и коварней.
Ральф, неслышно подкравшись, обнял Долли за талию.
— Обнаженная принцесса у плиты: век бы любовался этим зрелищем.
— А потом умер бы от голода. — Она рассмеялась и, нехотя высвободившись, обернулась. — Садись, все готово. Амброзии не обещаю, но вот глоточек коньяка…
— С самого утра отравлять себя алкоголем? — с деланным возмущением спросил Ральф.
— Милый, уже далеко за полдень. Посмотри на часы.
Долли расставила на столе тарелки и чашки, достала из бара два бокала. Эти вроде бы незначительные и такие привычные движения доставляли ей несказанное удовольствие. Ральф с аппетитом завтракал, Тори тоже устроилась у своей миски, явно собираясь съесть все до последнего кусочка. Маленькая семья… Точнее, могла бы быть маленькая семья, если бы не множество «но», о которые спотыкалась фантазия.
И самое главное — это то, что через несколько дней любовно сооруженное гнездышко развалится. Вряд ли Ральф всерьез думает остаться здесь навсегда. Он ничего не обещал, не давал никаких клятв. Просто приятное времяпрепровождение. Он ведь тоже, наверное, немного устал от одиночества. Два человека в огромном городе встретились, чтобы согреть друг друга своим теплом. Но уже скоро разлетятся в разные стороны, как легкие беспечные мотыльки.
Долли пыталась убедить себя, что ничего страшного не произойдет. Они останутся друзьями и, возможно, будут изредка делить постель, раз это доставляет обоим такое наслаждение. Хотя нет, что за глупые мечты! Ковбой ведь думает лишь об одном: как бы поскорей вернуться в запыленный крошечный городок и усесться там в кресло шерифа, чтобы охранять покой жителей.
