— Может, вы приглашаете меня остаться? — спросил он отрывисто. Каприсия, потупившись, разглядывала свои колени.
— Вряд ли я могу это сделать, — пробормотала она, осмелившись бросить на него быстрый взгляд. — Даже если бы мне захотелось, чтобы вы остались в Ферринфилде — хотя бы потому, что в доме всего один мужчина, мистер Билль, а он уже стар, — я все же не могу попросить вас остаться. Это было бы неприлично… Представьте только, какие это вызовет сплетни!
Он опять выбросил в окно недокуренную сигарету и повернулся к ней — ее даже слегка испугало его изменившееся лицо.
— Но вы все-таки кокетка! — воскликнул он. — Вы уже решили, что я окончательно побежден и отныне стану совсем ручным, буду исполнять все ваши желания. А сейчас вы просто забавляетесь, смеетесь надо мной!
Он схватил ее за плечи и притянул к себе.
— Помните, что я уже сделал однажды? — спросил он. — И не думаю, что тогда вам это понравилось.
Он почувствовал, как на миг она сжалась и подалась назад. Но затем в ней вдруг словно проснулся озорной дух. Она решила предоставить событиям возможность идти их естественным путем. И все-таки, что будет, если его еще немного позлить?..
— Да, помню, — ответила она, глядя ему прямо в глаза. — И помню, как наградила тогда вас пощечиной.
— Ни одна из моих подруг не награждала меня пощечиной дважды…
Когда его пальцы крепче сжали плечи Каприсии и лицо приблизилось, оказалось совсем близко, она вдруг испытала небывалое волнение. Второй раз за короткий период их знакомства его губы коснулись ее губ. У нее перехватило дыхание, она почувствовала, словно каждая косточка в ее теле тает, и единственным оказалось желание быть как можно ближе к нему, так близко, насколько это только возможно.
Очень странно, но она будто бы ждала этого мгновения много-много лет, этого безумного, волшебного мига. Ее губы раскрылись навстречу его губам, и когда он пошевелился, она ужасно испугалась, что он сейчас отпустит ее.
Каприсия импульсивно потянулась к нему, его руки тут же крепко ее обняли, и она услышала, как из глубины его существа вырвался странный, приглушенный звук, прежде чем он поцеловал ее снова. И вот уже никто из них не мог больше произнести ничего, будь то слова протеста или восторга.
Наконец она глубоко вздохнула и открыла глаза, глядя на него с изумлением.
— Зачем вы это сделали? — пробормотала она, переводя дыхание.
— Потому, очевидно, что мне так хотелось.
— Ричард! — воскликнула она.
Он, словно удивляясь сам себе, осторожно поцеловал ее глаза и тонкую линию пробора.
— Дорогая моя, — выдохнул он.
— Но… не может же быть, чтобы я вам нравилась?
— Боюсь, это так. Я очень сильно боюсь, что так оно и есть.
Они оба рассмеялись коротким и неуверенным смехом.
— А как насчет вас, моя маленькая девочка из захолустья? — Он приподнял пальцами ее подбородок и заглянул ей в глаза. — Как насчет вас? — прошептал он.
Она доверчиво прильнула к его плечу.
— Не знаю, что со мной случилось, но вы кажетесь мне совсем другим человеком, — призналась она.
— С прошлой ночи?
Она медленно покачала головой.
— Нет… не совсем. Думаю, я начала относиться к вам по-другому после того, как вы впервые поцеловали меня. Я ударила вас и потом чувствовала себя ужасно.
— Я заслужил это.
Она с некоторым испугом вгляделась в его лицо.
— Вы на самом деле хотите оставить меня одну в Ферринфилде?
Его лицо помрачнело и стало задумчивым. Он мягко отстранил ее от себя.
— Мы еще поговорим об этом, — сказал он. — Сейчас нам надо вернуться назад, в поместье. Каприсия не могла бы объяснить это словами, но на только что испытанные волшебные мгновения словно набежала непонятная тень. Их будто и не было вовсе, когда он включил мотор и они продолжали свой путь в Ферринфилд.
Яркий день шел к концу, и теперь окружавшая их сельская местность выглядела унылой, застывшей, холодной. Неумолимо надвигался вечер. Деревья неподвижно темнели на фоне тусклого неба. Каприсия надеялась, что они остановятся где-нибудь выпить чаю, но, очевидно, Ричард был охвачен стремлением как можно скорее добраться до Ферринфилда и гнал машину во всю мочь.
Теперь он неотрывно глядел перед собой на дорогу, а она затихла в своем углу, несмотря на упорно растущую внутри обиду. Она чувствовала себя как разочарованный, обманутый ребенок, которого только что похвалили и обещали подарок за хорошее поведение.
Видимо, никакой подарок ее не ждет, наверное, она не сумела его заслужить.
Только когда они миновали указатель, оповещавший о том, что до Ферринфилда всего несколько миль, Винтертон внезапно смягчился. Одна его рука оторвалась от руля и мягко прикоснулась к ее колену.
— Уже скоро, — сказал он. — Скоро вы будете дома.
— Да.
Он быстро взглянул на ее лицо, неясно белевшее в сумерках.
— Когда мы вернемся в Ферринфилд, мне необходимо будет завершить одно-два дела… кое с кем встретиться.
— Да, — снова безучастно произнесла она. Его рука быстро сжала ее колено.
— После этого мы поговорим, очень серьезно. Не думайте, что я мог бы теперь оставить все как есть.
— Да? — прошептала она. Он слегка улыбнулся.
— Но, может быть, вы предпочитаете, чтобы все оставалось так, как есть?
Она промолчала. Он нахмурился, и взгляд его снова сосредоточился на дороге. Машина мчалась, как вихрь, и они въехали в Ферринфилд прежде, чем она поняла — путешествие подошло к концу.
Окна дома приветливо светились, и миссис Билль встречала их в холле. Но не одна она испытывала нетерпение. Вместе с ней в холле находилась Салли Кэрфакс.
Когда Салли увидела Каприсию и Ричарда, вернувшихся вместе, ее лицо выразило живейший интерес. А после того, как она узнала, что они приехали в автомобиле Ричарда и оба были в Лондоне в одно и то же время, интерес сменился удивлением.
— Только не говорите мне, что вы условились об этом заранее. — Салли, в своей обычной манере растягивая слова, вышла на середину холла им навстречу. На ней было платье из алой парчи, а через спинку одного из кресел небрежно был переброшен норковый жакет.
Она туманно улыбнулась Ричарду.
— Разве ты забыл, дорогой? — спросила она вкрадчиво. — Мы должны были сегодня ехать ужинать к Незерфильдам. Нас приглашали без четверти восемь, а сейчас уже без четверти девять. Незерфильды будут разочарованы. И все из-за твоей забывчивости. Я уже больше получаса торчу здесь, в этом холле. Не самое приятное времяпрепровождение!
Ее глаза сердито сверкнули.
