Потапов подошел к храму, кинул в ящик пять иен, дернул за веревку колокола и целых три секунды молился богу пригорка. После этого мы спустились вниз и зашагали по меже, разделявшей два незасеянных рисовых поля с пеньками прошлогодних кустиков. Сумерки сгущались. Гармошка отдыхала.
Межа привела нас к ухабистой грунтовой дороге. Две глубокие колеи были кое-где залиты водой после вчерашнего ливня. Мы выбрались на поросшую травой серединку и взяли курс на темневшее вдали скопление зданий, среди которых находился предполагаемый магазин. Потапов опять развернул меха, и мы грянули «Вологду».
На словах «в Вологде-где-где-где, в Вологде-где» позади нас раздался нечеловеческий рык. Мы обернулись и увидели слепящий свет фар. Какое-то транспортное средство двигалось прямо на нас, глуша песню неразборчивым ревом из громкоговорителя и требуя уступить лыжню. Не споря, мы расступились по разные стороны, и орущий драндулет промчался меж нами, обдав Потапова водой из лужи.
— Что за паскудство?! — возмутился Потапов, отряхивая мокрую штанину. — Мы в Японии или где?
— Это выборы, — объяснил я. — У них сегодня последний день агитации, вот они и торопятся, летают туда-сюда, агитируют кого еще не успели.
— Куда выборы, в парламент?
— В местные органы. Ты представить не можешь, как они меня достали. В семь утра начинают ездить под окнами со своей дурацкой пропагандой. И почтовый ящик весь забили. Скорей бы кончилось.
— Да уж… У нас и то культурнее. Взяли, облили… Никакого понятия.
Остаток пути мы проделали без песен. После непродолжительного плутания по огородам и задним дворам нашим глазам, наконец, открылись сияющие витрины заветного магазина «Family-Mart». У витрин сидели на корточках несколько молодых людей и что-то ели палочками из деревянных коробок. Недоехавший до Сормова лохматый мотоциклист пил баночный зеленый чай в седле своей машины. Крестьянского вида бабулька стояла, опершись на клюку. Все они рассеянно внимали звукам, раздававшимся с площадки перед магазином.
Источником звуков была передвижная агитационная точка. Ее центром служил аккуратненький микроавтобус с громкоговорителем на крыше. У автобуса стоял складной стенд с портретом кандидата, а рядом со стендом — элегантный агитатор в черном костюме, окруженный группой поддержки из четырех девиц средней фотомодельности, одетых на манер стюардесс. Они изо всех сил растягивали свои ротики в улыбки и прилежно махали ручонками в замшевых перчатках. Агитатор бубнил что-то в микрофон, и громкоговоритель выплевывал звуки, ловимые немногочисленной аудиторией.
— Ты японский-то помнишь? — спросил я Потапова.
— Поначалу казалось, что не помню, — ответил он. — Но за эти пять дней немножко освежил.
Лингвистические способности моего друга неизменно меня поражали.
— Только письменность совсем забыл, — пожаловался он. — Вот скажи мне, что это у них такое на автобусе написано. Не могу разобрать.
Я вгляделся в красные иероглифы на боку автобуса.
— «Нихон Кёсанто», — прочитал я. — «Коммунистическая Партия Японии».
— А-а-а! — закричал Потапов. — Ага! Так вот кто меня обгадил! А я-то думал! Теперь понятно. Так-так… И что же они имеют нам сказать?
Мы подошли поближе. Агитатор вещал:
— В области сельского хозяйства наш кандидат выступает за демократическую политику, которая сделает аграрный сектор ключевым в национальной экономике. Он осуждает послабления рисовому импорту и сокращение посевных площадей. Он будет бороться с монопольными ценами на сельхозтехнику и удобрения. Он будет всецело поддерживать движение кооператоров.
— Даешь колхоз! — крикнул я.
Агитатор запнулся было, но быстро вернулся в наезженную колею:
— Наш кандидат намерен выступить против увеличения налогов и падения заработной платы, против урезания пенсионных фондов и свертывания социальных программ, против снижения расходов на образование и культуру…
— А против закрытия бань? — спросил Потапов.
Вопрос остался без внимания. Нас игнорировали, идя по заученному тексту.
— …За ликвидацию остатков женского неравноправия! За обеспечение достойной старости! За свободу демократических объединений молодежи обоих полов! За право голоса с восемнадцати лет!
— Yes! — крикнул лохматый мотоциклист и растопырил «козу».
Агитатор прервался, чтобы поклониться будущему избирателю. Тут встряли мы с Потаповым:
— Разрешите вопрос!
— Да, пожалуйста, — неохотно сказал агитатор.
— Скоро ли революция?
— Революция? — удивленно переспросил он и задумался, внутренним оком сканируя партийные документы. Чтобы завести нужную пластинку, потребовалось секунд пять. — Революция уже назрела! Уже скоро будут сброшены антинародные силы, управляемые американским империализмом и японским монополистическим капиталом! Уже скоро будет открыта дорога к коммунистическому обществу! Революция особенно близка сегодня, после падения советского гегемонизма, так долго компрометировавшего мировое рабочее движение!
— Во дела! — поразился Потапов. — «Советский гегемонизм»! Ну и ну…
— А что такого? — пожал я плечами. — Товарищи идут своим путем.
— Что да, то да. Надо бы товарищам помочь.
— Как именно?
— Ну, допустим, песней. Хорошо пойдет «Гимн коммунистических бригад».
Потапову не надо было влезать в ремни — гармонь на его могучей груди уже висела. Пальцы метнулись к кнопкам, зазвучали отрывистые маршевые аккорды, и под них — наши зычные голоса:
— Бу-дет лю-дям сча-а-а-стье!
Сча-стье на ве-ка!
У со-ве-тской вла-а-а-сти!
Си-ла ве-ли-ка!!!
Агитатор быстро отказался от тщетных попыток нас переорать и лишь неловко переминался с ноги на ногу. Кандидат беспомощно лыбился со своего портрета. Девицы в перчатках и вовсе не знали, что им теперь делать.
— Сегодня мы не на па-ра-де!
Мы к коммуни-зму на пу-ти!
В коммунисти-че-ской бри-га-де!
С нами Ле-е-е-е-нин впереди!!!
Потапов тянул меха так, как ни одному кандидату не снилось растянуть свою белозубую улыбку. Его мокрая штанина подергивалась в такт маршу.
— Мы ве-зде где тру-у-у-дно!
До-рог ка-ждый час!
Тру-до-вы-е бу-у-у-дни!
Пра-здни-ки для нас!!!
Когда гармонь издала заключительный аккорд, молодежь вознаградила нас бурными аплодисментами. Мотоциклист растопырил сразу две козы, а бабушка с клюкой заулыбалась и закланялась. Мы тоже отвечали артистическими поклонами. Тем временем агитационная точка спешно сворачивалась — без единого слова благодарности за поддержку. Агитатор молча демонтировал стенд с портретом и влез в автобус, куда уже попрыгали его стюардессы. Взвыл мотор, машина развернулась, проехала два метра и остановилась — ибо поперек выезда с площадки стояли мы с Потаповым и исполняли «Марш защитников Москвы»:
