— Ничего особенного с ним не случится. Нет надобности драматизировать события. Ипполита говорит с чьих-то слов, что он специалист по драгоценным камням; так что у них с Мерлином найдутся общие интересы. Ещё кто-то говорил, что он работал на правительство, собирал сведения о политиках. Кроме того… в афинских борделях можно много чего узнать. Политики собирают досье друг на друга, и вряд ли сыщется такой, кто не страдает каким-нибудь пороком, а потому не защищён от политического давления или даже шантажа. Графос, говорят, заставляет девиц одеться и легонько порет; другим этого мало, они хотят большего. Пангаридесу подавай «колесницу»…
— Что это такое?
— Полагаю, это чисто турецкое изобретение. Еп brоchette[49]. Никогда не пробовал. Вы употребляете мальчика, а мальчик в это время употребляет девочку. Считается, что при слаженных действиях это… О боже, зачем я вам всё это рассказываю? Обычно я столь благоразумен!
Он тяжело вздохнул. Я видел, что ему очень не хочется возвращаться к респектабельной жизни в Афинах.
— Почему вы не останетесь здесь и не поселитесь в каком-нибудь борделе? — спросил я, и он опять вздохнул. Потом лицо его изменилось.
— А графиня, моя жена? Разве это возможно? — Чувство нежности к ней охватило его, на глазах выступили слёзы. — Она так мне преданна, — сказал он едва слышно. — И кроме неё, у меня никого в целом мире.
То, с каким чувством он это сказал, тронуло меня.
— Что ж, тогда прощайте. — Я протянул ему руку, и он горячо пожал её.
На другое утро я проснулся поздно и, когда наконец спустился вниз, узнал, что граф уехал в Галату; в знак своего расположения он оставил мне последнее послание — свою визитную карточку с короной под именем граф Гораций Баньюбула, на которой карандашом приписал: «Главное, не проговоритесь!» Но о чём, чёрт возьми, я не должен проговориться — и кому?
Сакрапант собирался прийти не раньше вечера, поэтому самое жаркое время дня я проболтался в саду под сияющими лаймами, глядя, как дрожащее марево меняет ломаную линию городского горизонта по мере того, как солнце поднимается к зениту. Но вот оно постепенно покатилось вниз, и толпа куполов и шпилей начала снова проясняться, затвердевать, как желе. Теперь в бухте Золотой Рог властвовал лёгкий ветерок с Босфора, наполняя город влажной свежестью. К тому же день, по-видимому, был праздничный, потому что в небо взвились коробчатые воздушные змеи с длинными хвостами, — и к тому времени, как мы спустились к воде под Галатским мостом, чтобы сесть на посланный за мной паровой катер, в небе позади творилось нечто невообразимое, словно умалишённые дети устроили карнавал. В этом свете и в это время дня темнота скрадывала грязь и убожество столицы, оставляя видимыми только карандашные силуэты её куполов и стен на фоне надвигающейся ночи; а если в этот час оказаться в море, то душу охватывает восторг. Туман исчезает. Боже, какая красота! Лёгкий ветер морщит золотисто-зелёные воды Босфора; прекрасная меланхолия Сераглу фосфорно светится, как гниющая рыба, среди беседок, увитых зеленью, и строгих рощ. Пока мы удалялись от берега и описывали медленную полудугу к Босфору, я дал мистеру Сакрапанту возможность обратить моё внимание на достопримечательности вроде навигационного ориентира, известного как башня Леандра, и бельведера на дворцовой стене, откуда один из последних султанов поражал из арбалета своих подданных, стоило им появиться в поле зрения. Так вот развлекались во дворце в далёкие времена. Но сейчас кильватерная струя от нашего катера густела и ложилась, как масло под ножом, и Сакрапанту приходилось придерживать рукой панаму, когда мы на скорости, кренясь, неслись под огромными безмятежными лбами и широко расставленными глазами двух американских лайнеров, неспешно шедших по проливу. Мы обогнули скалистый мыс, и Босфор встретил нас умеренной зыбью. Быстро смеркалось; Стамбул был охвачен пожаром заката; город был словно костёр, в котором горела ночь, и густеющая тьма была горючим для того костра. Сакрапант махал ему рукой и в восторге негромко кричал что-то бессвязное — словно на миг забыл слова подписи, которая должна идти под подобной картиной. Но мы уже были посредине пролива и быстро неслись вперёд; каменные причалы и разноцветные деревянные дома деревень свёртывались, как ковры, и пропадали позади.
Мелькали, выглядывая из густой зелени, стены садов, очертания павильонов, задыхающихся в страстных объятьях цветов, мраморные балконы, сады, украшенные звёздами белых лилий. А выше — небольшие лужайки с огромными тенистыми платанами, мягкие очертания вершин холмов с зонтами сосен и тонкими иглами кипарисов, колющих глаз, как седиль в некоторых забытых языках. Толпы судёнышек, усердно стуча моторами, тащились мимо нас в Галату, растворяясь в пылающем солнце. Где-то поблизости, в одной из песчаных бухт, находится деревянная пристань — врата в царство, которое Мерлин назвал «Авалон». Сакрапант рассказал, что здесь были одни руины, когда Мерлин купил это место, — частью византийская крепость, а частью развалины Сераглу, и принадлежало всё это богатому оттоманскому семейству, впавшему в немилость. «Султан всех их уничтожил, — с каким-то печальным удовольствием сказал Сакрапант. — А так назвал это место сам мистер Мерлин».
Начало смеркаться, но было ещё довольно светло, когда мы подошли к пристани, где нас поджидала группа слуг, двое из которых держали зажжённые фонари. Руководил ими лысый человек, жирный, как каплун, в котором я безошибочно распознал евнуха — частью по нездоровой, цвета сала коже, частью по раздражённому голосу старой девы, исходившему из толстого тела. Он приниженно поклонился. Мистер Сакрапант отослал его вперёд с моим чемоданом, а мы поднялись по крутой тропе в сад, где стояла небольшая вилла, с трёх сторон окружённая виноградными шпалерами, и с изящным балконом, обращённым на пролив. Несомненно, здесь мне и предстояло расположиться, и на кровати я нашёл свой чемодан, уже открытый; двое слуг под руководством лысого мажордома развешивали по вешалкам мою одежду. Прежде чем покинуть меня, Сакрапант всё внимательно осмотрел и убедился, что я хорошо устроен.
— Я возвращаюсь с катером, — сказал он. — Через полчаса за вами придёт человек с фонарём и проводит на виллу, где вас будет ждать мистер Иокас — собственно, они оба.
— Оба брата?
— Нет. Вчера вечером прибыла миссис Бенедикта. Она остановилась на другой вилле и пробудет здесь несколько дней. С ней вы тоже встретитесь.
— Понятно. А сколько пробуду здесь я?
На лице мистера Сакрапанта отразился испуг.
— Ну, пока вы… Не знаю, сэр… столько, сколько потребуется, чтобы завершить ваше дело с мистером Иокасом. Как только вы с ним встретитесь, всё прояснится.
— Вы когда-нибудь слыхали о Сиппле? — спросил я.
Сакрапант с мрачным видом задумался, потом помотал головой.
— Нет, не доводилось, — наконец ответил он.
— Я подумал, что раз уж вы знаете графа Баньюбулу, то, возможно, знаете и Сиппла, знакомы с ним.
Сакрапант с несчастным видом смотрел на меня, потом вдруг лицо его прояснилось.
