— Где портрет твоей мамы? — шепотом спросила Белка, как только взрослые скрылись за тяжелой дверью гостиной.
— Идемте ко мне, — так же шепотом ответила Тереза.
Войдя в комнату, они сразу увидели на письменном столе Маму Бриджит. Черная толстуха восседала на отделанном ониксом бревне, сжимая в зубах сигару и держа на коленях латунную бутыль с ромом. Тереза сразу поставила рядом с ней Барона Самди — и тут же стало понятно, что эти двое видят только друг друга. Даже жестокая улыбка Барона, казалось, смягчилась, а зеленые глаза его жены радостно заблестели. Тереза залюбовалась ими. А Белка, не отводя глаз, смотрела на портрет черной женщины на стене.
Женщина улыбалась, и от этой белозубой улыбки и горделивого, королевского взгляда, казалось, исходило сияние. Тереза, подойдя, тревожно переводила глаза с портрета на лицо Белки. Та глубоко вздохнула.
— Ну, что резину тянешь, Гринберг?! — рявкнул Батон. — Говори уже! Она?!
— Да… это она. — Белка отвернулась от портрета, посмотрела на мулатку. — Терез, ты только не волнуйся… но твоя мама точно жива. Это не призрак никакой. Я видела ее вчера. На концерте. Когда покупала цветы.
Полчаса спустя побледневший Вадим Аскольский потянулся за телефоном. Но сухая, красивая, с бриллиантовым кольцом на пальце рука Нино Мтварадзе остановила его.
— Вадим, решать, конечно, вам… Но такие вещи, поверьте, не выясняются по телефону! Я уверена, будет лучше, если вы поедете туда сами. Вы теперь обо всем знаете. Но только завтра, завтра! Терезе не стоит оставаться этой ночью одной.
Утром снег, валивший всю ночь, наконец перестал. Убрать его еще не успели, и пустые улицы Апрелевки были завалены пушистыми сугробами. Серая «Ауди» Вадима Аскольского медленно ползла между ними к старому особняку, где располагался офис колдуньи Мамы Бриджит. Машина остановилась у той самой скамейки, где неделю назад Тереза нашла рюкзак с Бароном Самди.
Дверь в квартиру открылась только после нескольких звонков. Заспанная Роза Сентейрос с изумлением посмотрела на стоящего перед ней Аскольского.
— Ты?.. Вадим… в такое время? Почему ты не позвонил? Я спала…
— Можно мне войти? — не здороваясь, спросил Аскольский. В глазах Розы мелькнул испуг.
— Но я… Ты так неожиданно… Ко мне нельзя!
— Мне нужно с тобой поговорить! — с нажимом сказал Аскольский.
— Но я не одна! Вадим, прошу, давай в другой…
— Роза, впусти меня! — повысил он голос. Жестко отстранил женщину и вошел в прихожую с догонскими масками на стенах. И… вздрогнул, услышав испуганный голос, спросивший по-португальски из соседней комнаты:
— Розинья, кто пришел? Это твой клиент? Мне принять гостя?
Аскольский побледнел. И невольно прислонился к стене, когда из коридора медленно, на ходу кутаясь в халат, вышла вторая женщина. И хрипло произнес:
— Мария… это ты? Это ты?!
Черная красавица, ахнув, всплеснула руками. Кинулась было прочь, но Аскольский, догнав, крепко прижал ее к себе. И через ее плечо сдавленно спросил остолбеневшую Сентейрос:
— Роза, не ври мне… Я теперь знаю обо всем! Не знаю только, зачем ты это сделала. Зачем?!
— Дурак… — сквозь зубы процедила Роза, закрывая глаза. На ее выпуклом коричневом лбу выступили бисеринки пота. — Вадим, ты дурак… Я всегда любила тебя.
Новый год отмечали всей компанией у Натэлы. Огромная мохнатая елка, в поисках которой Атаманов и Батон прочесали шесть елочных базаров, была великолепна. Старинные игрушки из коллекции Нино Вахтанговны искрились на ней разноцветными гранями. Соня и Белка в четыре руки исполняли на рояле «Полонез» Шопена. Генерал Полторецкий, утонув в кресле, зачарованно внимал звукам классической музыки. Из кухни доносились умопомрачительные запахи и возмущенный голос Натэлы:
— Сергей! Вах, да что это такое! Перестань сейчас же! Отойди от лобио, ты уже половину съел! Не у тебя одного Новый год! Юля, Юля, скажи ему!
— Атаман, хватит там жрать! — послышался трубный глас из ванной. — Пузо отрастишь, Натэлка тебя любить не будет! И я не буду! Помрешь без семьи и счастья!
— Дура ты, Полундра!
— И тебя с Новым годом, любовь моя! Поди сюда лучше, подержи кастрюлю, у меня тесто через край валится! Натэлка, вода в тазу горячая должна быть или ОЧЕНЬ горячая?
— Чеми дэда, я же сказала — еле теплая! А то тесто не поднимется, а сварится! О-о-о, что это за люди, ни о чем попросить нельзя! Выйдите нэ-мэд-лэн-но оба из ванной, я сама! Юля, да отгони ты его от лобио, нельзя же так!!!
— Вот бы мне уметь так готовить… — грустно сказала Тереза, сидя на диване рядом с абсолютно счастливым Батоном. В ярко-оранжевой кофточке, с волосами, собранными в хвост блестящей резинкой, она была великолепна. Рядом с ней сидели ее родители. Мария в белом платье казалась старшей сестрой собственной дочери. Ее темные огромные глаза светились юным счастьем. Вадим Аскольский не сводил с нее взгляда и иногда брал жену за руку — словно желая убедиться, что она здесь, с ним.
— В тринадцать лет самой приготовить рождественский ужин — это magnificamente, великолепно! — с уважением сказала мама Терезы. — Я бы никогда не смогла!
— Милая Мария, у нашей Натэлы было очень тяжелое детство! — пояснила бабушка Нинико. — Бабка, мать и сестры — актрисы, следовательно, еды в доме вечно нет! Отец и братья пропадают на службе! Что оставалось несчастному ребенку? Выучиться готовить самой!
— Неправда, это бабушка меня всему научила! — донеслось из кухни. Нино Вахтанговна пожала плечами.
— Научила готовить? Я?! Я просто подарила ей тетрадь с рецептами своей матери и показала, как включать плиту! И все! Вадим, Мария, вы ведь останетесь с нами до утра?
— Нет, они уйдут! — со смехом ответила вместо родителей Тереза. — Я останусь, а им очень хочется побыть одним!
— Тереза, не разглашай семейных секретов! — чуть смущенно заметил Аскольский. — Ты ведь сама захотела отметить Новый год с друзьями! Андрей мне сказал, что под его ответственность я вполне могу тебя здесь оставить.
— Никаких проблем, Вадим Николаич, — солидно пробасил Батон. — Я ее завтра прямо до квартиры провожу и вам с рук на руки сдам!
— Хорошо, когда рядом настоящий мужчина, правда, девочка? — с улыбкой спросила Мария у дочери. Тереза слегка покраснела, улыбнулась в ответ. Батон же украдкой обернулся на деда Полундры, сидящего у окна. Генерал Полторецкий незаметно подмигнул ему и, ни к кому не обращаясь, вполголоса сказал:
— Если мужчина способен защитить свою женщину, он может себе позволить любую внешность… Нино, это ведь ваше утверждение?
— Совершенно верно! — отозвалась бабушка Нинико. — Все мои мужья — сплошное этому подтверждение. Рыцарство мужчины компенсирует даже полное отсутствие у него мозгов… по крайней мере, в первое время!