– И с ним куча полицейских! – обезумев от радости, кричит Калле.
В заливе творится что-то неописуемое: мелькают полицейские мундиры, спасательные круги летят в воду, людей вытаскивают на поверхность. Двоих, по крайней мере, вытащили. А где же третий?
Третий плывёт к берегу. В помощи он явно не нуждается. Наверное, решил спастись сам. Одна из моторок отправилась вслед за ним. Но он уже отплыл довольно далеко. Доплыл до причала и взбирается на него. Бежит, шлёпая мокрыми ногами прямо туда, где спрятались Ева-Лотта, Андерс и Калле. Они скрылись за кустами, потому что тот, кто бежит к ним, способен на всё, и они его боятся.
Теперь он совсем рядом, они видят его глаза, полные ярости и ненависти. Но он не замечает маленькое войско за кустом и даже не подозревает, что его злейшие враги так близко. И когда он пробегает мимо них, путь ему преграждает тонкая костлявая мальчишечья нога. Отчаянно чертыхаясь, он валится в заросли вереска. Белые розы, все трое, кидаются на него, разом наваливаются, держат за руки за ноги, прижимают головой к земле и кричат так, что слышно всему острову:
– Дядя Бьёрк, сюда! Помогите!
И дядя Бьёрк прибегает, ведь он никогда не бросал в беде своих друзей, храбрых рыцарей Белой розы.
Но в глубине леса лежит на мху мужчина, а рядом с ним сидит маленький мальчик и плачет.
– Никке, смотри, да у тебя же кровь, – говорит мальчик.
На рубашке у Никке расплылось красное пятно, оно быстро увеличивается. Расмус тычет в него грязным пальцем.
– Уй-юй, какой же он дурак, этот Петерс! Он в тебя стрелял, да? Никке!
– Да, – отвечает Никке таким тихим и странным голосом. – Да, стрелял… но ты не плачь, Расмус… самое главное – в тебя же он не попал.
Никке – бедный и глупый моряк, он лежит и думает, что сейчас умрёт. И он даже рад этому, ведь в своей жизни он совершил много глупостей, но последнее его дело будет добрым. Он спас Расмуса. По крайней мере, старался его спасти. Никке бежал до тех пор, пока сердце его не зашумело, словно кузнечные мехи, и он понял, что дальше бежать он не в силах. Он нёс Расмуса на руках, крепко прижимая его к себе до тех пор, пока не прилетела пуля и не свалила его. А Расмус тогда, как испуганный зайчонок, побежал и спрятался за деревьями. Но теперь этот милый зайчонок опять подле него, а Петерса и след простыл – он вдруг заторопился, наверное, не посмел остаться и искать Расмуса. Поэтому они теперь одни – Никке и этот малыш, что сидит рядом и плачет. Единственный, к кому Никке за всю свою жизнь хоть сколько-нибудь успел привязаться. Никке сам не понимает, как это всё началось. Может быть, в самый первый день, когда он сделал Расмусу лук со стрелами, и Расмус в благодарность, обхватив его руками за шею, воскликнул:
– Никке, ты такой добрый, Никке!
Но теперь у Никке большая забота. Как переправить Расмуса к его друзьям? У причала, видимо, что-то произошло. Самолёт так и не улетел, появились моторки, а это неспроста. Что-то подсказывает Никке, что вся эта тягостная история подходит к концу и что Петерсу не поздоровится, как, впрочем, и ему. Но Никке ничуть не опечален. Всё будет хорошо, только бы Расмус смог как можно скорее вернуться к своему отцу! Негоже ребёнку сидеть в лесу и смотреть на то, как умирает человек. Никке хочет избавить от этого своего маленького друга. Не может же он сказать Расмусу: «Ты уходи, потому как старина Никке сейчас помрёт и хочет остаться один… хочет лежать здесь в одиночестве и радоваться тому, что ты опять свободный и счастливый мальчонка, что можешь стрелять из лука и играть с лодочками, которые Никке для тебя сделал…»
Нет, сказать так Расмусу Никке не может! А мальчонка обнимает его за шею и щебечет своим нежным голоском:
– Вставай, милый Никке, пойдём отсюда. Пойдём к моему папе!
– Нет, Расмус, – с трудом отвечает Никке. – Я, видишь ли, идти-то не могу, так что я уж здесь полежу. А ты ступай… Я хочу, чтоб ты пошёл один…
Расмус надулся.
– А вот и не пойду, – заявляет он решительно. – Я тебя подожду. Во как!
Никке не отвечает. Сил у него не осталось, да он и не знает, что сказать. Расмус тычется носом в его щёку и шепчет:
– Потому что я тебя очень люблю, очень-очень!
И Никке заплакал. Он не плакал с самого детства. А сейчас плачет. Плачет, потому что он так слаб и потому что первый раз в жизни кто-то говорит ему такие слова.
– Надо же… любишь, – хрипит он. – Любишь киднеппера, а?
– Да, но, по-моему, они добрые, – заявляет Расмус.
Никке собирает последние силы.
– Расмус, ты должен сделать то, что я прошу. Ты должен отправиться к Калле, Андерсу и Еве-Лотте. Ты же собираешься стать Белой розой! Собираешься или как?
– Да-а-а, собираюсь, но…
– Ну вот, тогда поторопись! Они, я думаю, тебя ждут.
– А ты, Никке?
– А я полежу здесь один, во мху: мне хорошо… Полежу, отдохну, послушаю, как птички чирикают.
– Да, но… – начинает Расмус.
И вдруг слышит чей-то голос в лесу: кто-то выкрикивает его имя.
– Ой, это же папа! – радуется Расмус.
Тогда Никке опять заплакал, но тихонько так, зарывшись головой в мох. Иногда Бог бывает милостив к старому грешнику – Никке не нужно больше беспокоиться за Расмуса. Никке плачет от благодарности… и потому, что так тяжело прощаться с этим маленьким мальчонкой в замызганном комбинезончике… Расмус стоит и колеблется: бежать к папе или остаться с Никке?..
– Беги к папе и скажи, что в лесу лежит подбитый старый киднеппер, – говорит Никке.
– Никакой ты не подбитый старый киднеппер, Никке!
Никке с трудом поднимает руку и гладит Расмуса по щеке.
– Прощай, Расмус, – шепчет он. – Ступай и становись Белой розой. Самой красивой Белой розочкой…
Расмус опять слышит своё имя. Он встаёт, всхлипывая, топчется в нерешительности и смотрит на Никке. Наконец уходит. Несколько раз он оборачивается и машет ему рукой. Не в силах помахать в ответ, Никке провожает маленькую детскую фигурку глазами, полными слёз.
Расмус ушёл. Никке закрывает глаза. Теперь он доволен, но он очень слаб. Как приятно было бы сейчас заснуть…
19
– Вальтер Сигфрид Станислаус Петерс, – сказал комиссар службы государственной безопасности, – всё в точности совпадает. Наконец-то! Вам самому-то не кажется, что вас остановили как раз вовремя?
Инженер Петерс на вопрос не ответил.
– Дайте сигарету, – буркнул он раздражённо.
Подошёл полицейский Бьёрк и сунул ему в рот сигарету.
Петерс сидел на камне возле причала. Руки его были в наручниках. Сзади стояли Блюм, Сванберг и иностранец-пилот.
