— К тому же она далеко от Харальда Прекрасноволосого, и там можно жить спокойно, не чувствуя, как норвежский конунг дышит тебе в спину, — добавил Онунд.
— А Барра? Она слишком далеко от Исландии, ты не сможешь удержать ее, — сказал Торштен, всматриваясь в глубину своей кружки с элем.
— Все ирландские короли могут охотиться на оленей Барры, как они делали до меня. — Приподняв брови, Онунд перевел взгляд с Торштена на ярла. — Если, конечно, кто-то из вас не захочет отправиться туда.
— Что касается меня, — произнес ярл, — то мои леса гораздо ближе. Каждую осень я переплываю Пентленд-Ферт и прекрасно охочусь на тамошних землях.
Он задумался, почесывая уши пса, лежащего у его ноги, бросил взгляд на пиктских послов и обратился к ним:
— Там славная земля и слишком мало людей, чтобы удержать ее, если Прекрасноволосый направит туда свои корабли и войско. А, скорее всего, так оно и будет.
На миг все затихли, Онунд перевел взгляд с одного на другого, и на его губах мелькнула улыбка.
— Вот оно что! А я все думал, что привело Оркни и Малл под одну крышу этим летом, не говоря уже о вождях разукрашенных племен.
Снова повисла тишина, и Онунд сел поудобнее, чтобы искалеченная нога не так сильно болела. Бьярни знал, что происходит. Три морских повелителя, казалось, понимали друг друга без слов, а их людям оставалось только ждать… Тишину наполняли звуки моря и призрачный вой тюленей, которые всегда пели в тумане.
— Мне даже захотелось отправиться с вами в это плавание, — сказал Онунд; затем тряхнул головой, как конь, отгоняющий надоедливую муху. — Нет! Меня и моих людей ждет дальний север, и запад, и новая жизнь.
Наступила глубокая ночь, и воины с трех островов и трех морских флотов, которые раньше сражались друг против друга и охотно подняли бы меч вновь, будь они в открытом море, спокойно спали друг возле друга, под защитой закона родства и гостеприимства, расстелив пледы на скамейках и папоротниках на полу.
Ярл Сигурд спал в зале среди своих гостей и дружины, вместо того чтобы лечь в женских покоях, что, по мнению Бьярни, было бы разумнее.
Рано утром, когда холодный восточный ветер разогнал остатки тумана и ясные лучи солнца осветили остров, Онунд отправил свою команду наполнять водой бочонки.
Женщины вышли из своих покоев, Эса все еще с пустыми руками, а одна из прислужниц госпожи несла за ней ребенка, вполне счастливого в ее объятиях. Но, может, он провел эту ночь рядом с матерью, потому что на шейке у него появился ремешок с бирюзовым камнем.
Когда бочки наполнили пресной водой и погрузили на борт вместе с другими запасами, подаренными ярлом, они разделили утреннюю трапезу в Каминном зале, и ребенок копошился среди псов у ног ярла Сигурда. Когда с завтраком было покончено, Онунд и его люди поднялись, чтобы отправиться к кораблям. Женщины стали прощаться, а Эса не отрывала взгляд от малыша, до которого все еще не могла дотронуться.
В последнюю минуту — казалось, его сын стал заложником во имя мира — Онунд сказал ярлу:
— Желаю тебе удачной охоты… Теперь я заберу малыша, чтобы его визг не свел с ума твоих женщин — не в этот раз. Но если когда-нибудь прилив приведет его к тебе, не забудь, что он твой названый сын.
Вместо ответа ярл Сигурд наклонился и подхватил ребенка из лохматой темной своры.
— Я не забуду.
На миг он посадил малыша себе на колено, а потом с поспешностью передал отцу — на его шафрановых штанах остался мокрый след.
— Надеюсь, к тому времени он научится держать в руках меч и сдерживать свои желания.
Онунд взял сына и с той же поспешностью передал его Эсе, которая подошла к нему.
Она нежно поцеловалась с госпожой на прощанье; но, выйдя из зала и укрыв младенца плащом от сильного ветра, холодно прошептала своему господину:
— Надеюсь, вода того стоит.
— Ты поймешь это прежде, чем мы доплывем до Исландии, — бросил Онунд Деревянная нога, свернув на тропинку, ведущую к берегу.
Бьярни решил проводить их до пристани, в последний раз подставив плечо Онунду.
— А как твоя собака? — спросил Онунд на берегу, прежде чем подняться на борт «Морской ведьмы».
— Хорошо, — ответил Бьярни, — хотя теперь она не такая проворная, как раньше.
Больше они не говорили об этом, и старая обида осталась позади.
— Тару выдали замуж за земледельца с материка, а Асмунд, ее отец, живет в священной роще с другими поселенцами Барры, которые решили остаться, — сообщил Онунд после паузы, тишину которой нарушали лишь крики моряков и чаек.
— Пойдем с нами.
На мгновенье сердце Бьярни замерло, разрываясь от сомнений. Но он покачал головой:
— Если бы я решил идти за тобой, я бы пошел, несмотря на Асмунда. Но мой меч принадлежит Рыжему Торштену, по крайней мере, до конца следующего лета.
— Что ж, путь в Исландию открыт для всех и в любое время, — сказал Онунд.
Он перепрыгнул через борт «Морской ведьмы», и Свен помог ему дойти до кормы, чтобы занять место у рулевого весла.
Стоя на омытом солью деревянном причале, Бьярни смотрел, как отплывает «Морская ведьма», как поднимаются и опускаются весла, а за ней — огромное торговое судно, с низким брюхом, на котором плыли женщины, дети и скот, а «Звездный медведь» замыкал шествие. Он видел, как море приняло их среди плавучих льдин, и как поднялись паруса на мачтах. И как ладьи чуть накренились от ветра…
Он повернулся и пошел обратно по извилистой тропинке к поселению и усадьбе ярла.
— Не думал снова увидеть тебя, — проворчал Торштен в рыжую бороду на склоне того дня. Он спустился к гавани, где его команды готовили «Морского змея» к отплытию домой.
— Мой меч принадлежит тебе, по крайней мере, до следующей осени, — сказал Бьярни, не отрывая взгляда от веревки, которую сматывал.
Глава 12. Летнее плавание
Малл и мелкие острова, входившие во владения Торштена, загудели, как пчелиный рой. Кузнечные молоты звенели с утра до вечера, а в корабельных сараях главного поселения стояла на бревнах новая военная ладья, и остальные судна флота готовились к выходу в море; отовсюду доносился запах смолы и краски, раскаленного металла и сырой древесины.
Так бывало каждый год, когда набухали почки на березах, а люди грезили о плаваниях днем и видели их во сне ночью. Но в этом году разговоры начались еще зимой, и во всем чувствовалась поспешность — корабли предстояло спустить на воду очень скоро. Заменили потрепанные паруса и оснастку, засушили и засолили рыбу, и во всех печах поселения женщины пекли круглые морские лепешки, которые никогда не портились.
