В качестве эксперимента? Странный, однако, эксперимент, не вполне гуманный, по меньшей мере: взять и вырвать тысячи людей из привычной среды обитания, не спросив, хотят они того, или нет. С другой стороны, сами земляне уничтожали друг друга, никого не спрашивая, сотнями тысяч и миллионами – взять тех же нацистов или большевиков. Неизвестные же Творцы хотя бы сделали своим подопытным такой подарок, как увеличенная продолжительность жизни. Правда, не до тысячелетий, но как следовало из информационных файлов, люди здесь в среднем жили до трёхсот лет, а болезней практически не было, не говоря уж о страшных эпидемиях. Разумеется, раем и этот мир назвать было нельзя: здесь, как можно было понять, тоже воевали и убивали, обращали кого-то в рабство – в общем, присутствовал стандартный набор человеческих отношений.
Что чрезвычайно интересовало Богдана и на что он не нашёл ответа в информационном хранилище Главного Компьютера, так-то, действительно ли всё население данной планеты было изначально доставлено именно из соответствующих эпох и мест Земли. Если это так, то получается, что основное население граней доставили сюда в разное время. Границы доставки лежали где-то от времен Рождества Христова и до, если судить по Европейской грани, самое позднее века двенадцатого-тринадцатого.
Таким образом, все потомки земных народов жили здесь самое малое тысячу лет – и они очень мало изменились. На Земле за это время изобрели огнестрельное оружие, двигатели внутреннего сгорания, полетели в космос, а здесь ничего подобного не наблюдалось и в помине. Арабы ездили на верблюдах, а рыцари воевали мечами.
Или же хозяева планеты обладали секретами путешествия во времени и таскали народ из разных эпох так, что те существовали здесь не слишком долго?
После того, что Богдан уже узнал, он не удивился бы и существованию машины времени, хотя труднее всего, наверное, верил в возможность подобных перемещений. Впрочем, в неравномерную гравитацию планеты цилиндра тоже поверить сначала было тяжело. Или в то, что можно сохранять продолжительность дня и ночи стабильной на всех и гранях этой планеты! Для этого, например, требовалось, чтобы вращение солнц, лун и самой планеты вокруг своей оси сложным образом синхронизировалось, и более того – было переменным! В своё время Богдан долго отказывался в это верить, но оказалось, что так оно и есть. Чтобы день и ночь имели равную продолжительность, вокруг цилиндра вращалось не одно солнце – если бы оно было одно, ночи были бы длиннее дней…
Задумавшись, Богдан не заметил, как начал крепчать ветер. Почувствовал он это только по возросшему давлению на руль – остров снова оказывался в стороне. Вдобавок тримаран явно попал в какое-то течение, сносившее судно в сторону от цели.
Кроме того, этот остров возвышался над уровнем моря больше, чем виденные ранее острова, и поэтому-то его и было заметно с большего расстояния – даже в плоском океане расстояние имело значение. Такое положение дел обмануло начинающего морехода: он полагал, что расстояние до цели меньше.
Богдан выругался и попытался компенсировать направление движения, меняя положение паруса. Это не помогало, и становилось ясно, что тримаран всё равно пронесёт мимо острова.
В небе стали собираться уже совсем подозрительно темные облака. У Богдана никогда не было страха перед водой – он прекрасно плавал, но спокойная река и океан со сгущающимися тучами на горизонте, как говорится, две большие разницы.
Богдан закрепил руль в нужном положении и встал в середине центрального плота, налегая на вёсла. После получаса почти непрерывной гребли он окончательно осознал, что в этот раз вёсла не помогут.
Ветер тем временем ещё окреп, волны уже прилично захлёстывали судно. Вожделенный остров остался далеко в стороне – тримаран несло в открытый океан – ветром и течением. Острова в том направлении тоже имелись, но расстояние до ближайших было раза в три больше, чем до острова, к которому Богдан намеревался доплыть сейчас.
Проклиная свою самонадеянность, юноша со злостью посмотрел на сгущающиеся тучи и стал готовиться встретить шторм. В общем, он понимал, что если буря разгуляется по-настоящему, шансов не так уж и много: несмотря на то, что судно строилось со всей возможной тщательностью, иллюзий относительно своих навыков корабела он не питал. Проверив, как надет спасательный жилет из коры, Богдан затянул крепления груза и убрал парус, который уже мешал, зарывая нос тримарана в волны.
Волны делались всё выше и выше, и вот одна встала настолько высоко, что накрыла тримаран, словно тот погрузился в пучину. Боковые поплавки затрещали, но удержали кораблик от переворота.
Через пару секунд волна схлынула пенными бурунами по стволам палубного настила центрального плота – Богдан переждал удар, вовремя схватившись за мачту. Для надёжности он привязал себя к ней за пояс, а также закрепил на себе всё самое необходимое из оружия и снаряжения: пробковый жилет позволит ему оставаться на плаву даже с этими предметами – это он проверил раньше.
– Что же, ты сам хотел этого! – зло прорычал он себе под нос, и вдруг, сам того не ожидая, запел песенку «Перекаты» Александра Городницкого. Богдан имел сильный голос, но неважный слух, любил иногда поорать у костра бардовские сочинения, и даже сам бренчал на гитаре. Сейчас гитары не было, но остался голос, который он и надрывал:
… На это место уж нету карты,
Плывём вперёд по абрису…
Когда кончались слова, Богдан орал что-то совершенно непотребное, символически сохраняя размерность песни. А потом вдруг перешёл на «Уток» Розенбаума:
… Всё вернётся,
обязательно опять вернётся…
…Я помню, давно учили меня
Отец мой и мать:
Лечить – так лечить,
Любить – так любить,
Гулять – так гулять,
Стрелять – так стрелять…
Волны разошлись до высоты десятка метров – в Торцевом океане планеты бушевал настоящий шторм, словно неизвестный хозяин этого мира, повелитель гравитации и местных светил, проверял дерзкого пришельца на прочность: сколько он ещё выживет? После убаюкивающего суперкомфорта дворца буря на море казалась карой некоего местного «всевышнего».
Тримаран то взлетал на высоченные гребни, то проваливался в разверзающиеся ущелья среди пенных гребней. Если бы судно имело лодочный корпус, его давно бы уже залило водой и потопило, но набирать воду ему было некуда, а боковые поплавки пока спасали от переворачивания. Брёвна, крепившие поплавки, угрожающе трещали, но пока держались. Богдан мысленно поздравил себя с тем, что сделал их толще, чем планировал вначале, и заорал «Коней привередливых».
Сжимая одной рукой мачту, а другой длинную рукоятку руля, стараясь по возможности направлять тримаран по волнам, а не против них, Богдан стоял на коленях и орал песню за песней. Временами из-за свиста ветра он не слышал собственного голоса, но продолжал маломузыкально петь, в каком-то зачарованном исступлении стараясь перекричать рёв стихии.
