Повалялся.
Если не сказать — вывалялся.
Когда игреневый завяз по грудь, Годимир успел крикнуть Аделии, чтоб поворачивала. Королевна подчинилась. Развернула буланого. Тот успел замочить только передние ноги по запястья, а задние — по бабки.
А вот скакун рыцаря завяз крепко.
Пришлось повозиться. И вымокнуть до нитки.
Добро, был бы с ними Озим. Вдвоем они справились бы в два счета. Но в одиночку!
Конечно, Аделия пришла на помощь. Привязала буланого к кусту и полезла в трясину.
Конь бился изо всех сил — купание в мутной, пахнущей гнилью воде ему нравилось не больше, чем людям.
Королевна тянула за повод, подбадривала скакуна попеременно то ласковыми окриками, то сорванной тут же хворостиной.
Годимир спиной упирался в круп, пытался подлезть под брюхо и приподнять коня. После он справедливо рассудил, что вел себя как последний придурок и спасся лишь чудом. Болото оказалось мелким — по грудь. А было бы аршина три, утонул бы и сообразить не успел бы, что к чему.
В конце концов, рыцарь нарубил мечом веток с ближних рябин, лапника с елей, росших по самому краю мшины. Подтащил валежину в полторы сажени длиной. Накидал ветки под передние ноги, а почерневший ствол, бывший некогда, скорее всего, рябиной, сунул под задние.
Игреневый почувствовал пусть призрачную, но опору, оттолкнулся как следует и выскочил на берег.
Годимир выбрался вслед за ним, упал плашмя и дышал, дышал, дышал…
Травинки перолистника щекотали ухо, тонкий аромат душистого горошка крадучись проникал в ноздри. Вставать не хотелось.
Аделия села рядом.
— Гляди, пан Годимир, конь ноги побил. Заразы не занести бы…
Рыцарь перевернулся на бок. Жеребец тяжело поводил боками, с которых продолжали стекать мутные струйки. Выглядел он так, словно проскакал десяток верст резвым галопом. Взгляд бесноватый, уши опущены, ноги мелко дрожат. Выше передней бабки, взаправду, длинная ссадина. Хорошо бы подорожником залепить, раз больше нечем.
Вставать не хотелось.
Но молодой человек заставил себя подняться сперва на четвереньки. Несколько мгновений тупо разглядывал образовавшуюся под ним лужу. Был бы рядом Олешек, непременно ввернул бы что-нибудь вроде — вспомни детство золотое. Или наподобие того, но непременно едкое и с подковыркой.
— Помочь, пан Годимир? — прозвучал над головой голос королевны. Если насмешка и присутствует, то самую малость. Или он, вспомнив о шпильмане, готов издевку на ровном месте заподозрить?
— Благодарю, твое высочество, справлюсь.
Вздохнув, рыцарь встал на ноги. Колени тряслись не хуже, чем у игреневого. Хорошо, что спину не сорвал. Пытаться поднять коня — можно на всю жизнь остаться калекой. Это разве что здоровяк пан Тишило герба Конская Голова способен безнаказанно такой груз ворочать.
— Вот сволочь этот Лукаш! — возмутилась Аделия, взмахнула кулачком и добавила еще пару слов, услышав которые, Годимир почувствовал, как волосы на его голове зашевелились. Интересно, это в Ошмянах особ королевского рода нарочно учат так выражаться или она уже в хэвре Сыдора нахваталась?
Королевна заметила замешательство спутника. Усмехнулась:
— Не красней, как послушница, пан Годимир.
— Да я и не краснею, это… — замялся рыцарь.
— Хочешь сказать, это мне краснеть пристало? А еще лучше: вовсе язык за зубами придерживать?
— Да нет, твое высочество. Ты в Ошмянском королевстве хозяйка и повелительница. Кто я такой, чтоб тебе указывать? Просто многих рыцарей кондрашка может хватить от твоих слов.
— Туда им и дорога! — Аделия взмахнула кулачком. — Если от простых слов рыцари помирать начнут, кто же отчество защищать будет, когда война случится?
Словинец пожал плечами:
— Ну, не в словах ведь дело, а в том, кто их говорит.
— Да? — Королевна приподняла бровь. — Ты так думаешь?
— Думаю.
— Значит, все-таки я должна язык за зубами держать?
— Сама решай. — Годимир не собирался наставлять кого бы то ни было. — Боюсь только, что если при короле Доброжире ты такое… скажешь, то…
Он не договорил, махнул рукой и пошел к игреневому.
— Эй, погоди, погоди, пан Годимир! — Аделия не отставала. — Ты это о чем?
Рыцарь молча расправил повод, взял скакуна под уздцы, дернул, понуждая идти рядом.
— Погоди, пан Годимир! — Королевна шагнула за ним, остановилась, оглянулась на буланого, повернулась и побежала за своим конем. — Стой! Ты куда?
— Сумерки вскоре, — ответил рыцарь вежливо, но холодно. — Место для ночевки пора искать…
Жалея игреневого, Годимир полверсты прошагал пешком. Аделия едва поспевала следом, но вскочить на буланого почему-то не догадалась, хоть и потник ее коня оставался сухим, и ноги целыми, и не был он перепуган до полусмерти купанием в болоте.
Заговаривать со словинцем она больше не пыталась. Обиделась или хоть что-то поняла? Кто его знает?
Вот и подходящая полянка. Рухнувшее то ли от непогоды, то ли от старости двухобхватное дерево задрало вверх узловатые корни. Вокруг, построившись вдоль врастающего в землю ствола, замер молодняк — внуки и правнуки погибшего лесного исполина. Есть где от ветра спрятаться, и для костерка топливо найдется.
Рыцарь расседлал коня, развесил на нижней ветке молоденького ясеня вальтрап, седло пристроил под корнями потником вверх — пускай сушатся.
В сапогах противно хлюпало.
Годимир уселся, разулся и вылил из каждого пару кружек, не меньше, болотной жижи. Подумал… и не стал совать ноги в мокрые голенища. Пошел собирать хворост босиком, а сапоги нацепил подошвами вверх на растопыренные корни. Вблизи мертвого дерева весь сушняк оказался трухлявым, подгнившим, а значит, для костра не годился. Пришлось уходить глубже в лес.
Когда он вернулся, Аделия, бурча что-то под нос, промывала рану игреневого. Конь прижимал уши, но терпел ее неумелые пальцы.
— Дай мне, твое высочество. — Молодой человек протянул руку за баклажкой. — Эдак ты всю воду расплещешь. Давай я буду лить потихоньку…
Королевна повиновалась молча, словно простая девчонка из дворни, привыкшая выполнять распоряжения панов-рыцарей.
— Вот, видишь… Вместе всегда удобнее. — Годимир удовлетворенно оглядел очищенную от былинок и волосков рану. — Жаль, подорожника у вас в Заречье днем с огнем… Ничего, я там чистотел видел. Сейчас нарву.
— Я нарву! — воскликнула девушка. — Какой он, чистотел этот?
— Да травка… Травка она и есть. Цветы желтые, по четыре лепестка, крестиком. Если листок или стебелек там сломать, капельку сока увидишь. Рыжую… — он хотел сказать: как королевич Иржи, но постеснялся неизвестно отчего. — Рыжую, как тыква.
