Итак, подобьем бабки — как ни крути, неразлучная тройка просто обязана находиться под личной опекой и защитой Магистра Корнелиуса, и если девочки сами рады были предложению стать ученицами и со всевозможным рвением принялись за учебу, то Адриса следовало уговорить…
То, что представлялось самым сложным, оказалось как раз легче всего — парень как будто ждал предложения остаться и поработать на благо общества. Когда Корнелиус озвучил сумму жалованья, тот чуть в ладоши не захлопал — тут еще и деньги платят? Как-то само собой получилось, что Великий маг, Магистр и прочее… и прочее… стал для этой троицы дядей Кором. Он проводил с ними практически все свое время, отвлекаясь лишь на индивидуальные занятия с остальными учениками, и в конце концов поймал себя на мысли, что никогда он еще не чувствовал себя так… уютно? в своем поместье. Как будто вернулась молодость, и он в кругу своей первой семьи, весело подтрунивают подросшие дети, и хочется думать о приближающейся старости, как о возможности наслаждаться общением с внуками, правнуками… Подозрительно проверив магический фон и не обнаружив следов ментального воздействия, Корнелиус успокоился, умиротворенно глядя на играющие в камине языки пламени…
Джурайя
«…Бедный дедушка Цень! Откуда ему было знать про все эти упражнения? Он небось и слов-то таких не знал. Я, оказывается, могу подогреть чашку чаю на другом конце комнаты, ни капли при этом не ослабев! Супер! И про вторую инициацию он, оказывается, ошибался… То есть не ошибался. Просто не знал, что появились новые техники медитации, что теперь я могу контролировать свой дар! И я смогу выйти замуж, и нарожать детей, и заниматься магией сколько пожелаю!!! Ведь сколько, оказывается, за последние двести лет было женщин-магов. Силы, правда, невеликой, наверное, все равно после второй инициации что-то теряли, но ведь были! Элька ходит важная, как павлин, перья растопыривает! Еще бы, у нее, оказывается, помимо уникального дара еще и врожденное красноречие и идеальное чувство стиля. Кстати, читать она еще в детстве научилась, ведь лично графу прислуживала… Меня Цень грамоте учил и счету. Поэтому я довольно просто справляюсь с векторным построением удаленного заклинания, практически не задумываясь. Вчера Эльку за… мягкое место, в общем, ущипнул один, из прислуги. За служанку принял. А я ему через весь двор без всяких пассов это самое место подпалила. Как он орал! Вот оно — счастье — незаметно надрать жопу наглецу. А потом с грустью сказать: Единый — он все видит… Дядя Кор… то есть Магистр Корнелиус, так хохотал, что даже забыл наказать нахала. Его Прим наказал — не стал лечить. Тот так и не присел ни разу за всю неделю, пока само не зажило. Вообще, мне все нравится. Даже удивительно, что все так хорошо. Не верится. А еще дядя Кор разрешил мне ходить в штанах, если мне так нравится. Только попросил не позорить его седины бомжеватым видом (кстати, надо его спросить — а что это?) и пригласил портного, который настрочил мне целый гардероб с брюками, блузами и туниками самых разных фасонов. Мой самый любимый комплект — штаны и куртка из тонкой кожи, прилегающие к телу. Под куртку идеально ложится перевязь с ножами, а в высокие голенища сапог можно в разных местах спрятать до десяти единиц колюще-режущих предметов — от банального ножа до метательных звездочек, наподобие тех, что учил меня метать дедушка Цень. Правда, бывает жарковато, и тогда я надеваю суконные брюки, широкую блузу и легкие туфли. В таком наряде Адрис называет меня чучелом огородным и привидением и просит, чтобы колокольчик на шею одевала, а то он, видите ли, пугается, когда я неожиданно сзади подхожу…»
— Джу! Евпатий-Коловратий!.. Чего подкрадываешься — заикой остаться можно!
— Вот что, Рыся, ты когда свою лютню терзаешь, к тебе полк в полном доспехе незаметно подкрасться сможет. Как глухарь, честное слово. Ходили мы как-то с отцом на эту птичку — даже убивать не стала. И отцу не дала — орет благим матом, глаза закатил, а думает, что шедевр создает и слух всем на милю вокруг услаждает. Ну прям как ты. Кстати, чего ты орал-то? Проори еще раз. Слова хочу послушать.
— Сто раз просил: не называй меня Рысей!
— А как тебя назвать — Рисом? Белым золотом Поднебесной империи?
— Да иди ты! Хоть горшком назови… — Адрис насупился и сердито засопел.
— Да ладно. Спой песенку, Элька давно послушать хочет, а ты все время с лютней по углам прячешься.
— Искусство требует уединения, — важно изрек Адрис, искоса поглядывая за произведенным эффектом. — Ну ладно, зови свою любопытную. Так и быть, спою…
Едва дождавшись запыхавшуюся Элию, Адрис неожиданно перекинул лютню через плечо, обхватив гриф правой рукой, и, отчаянно фальшивя в аккордах, но с самоотверженным вдохновением затянул:
О Фан! Сказать так много я тебе хотел
Холодными и стылыми ночами:
Все, что тревожит, что печалит,
Как от тебя я быстро захмелел.
Как я в тебя, единственную, верю,
Как я дышу тобой в минуты единенья,
Что ты мой сон, мой разум, вдохновенье…
Но муза вышла, тихо скрипнув дверью.
Хотел я петь твоей смешной улыбке
И волосам, что золото пшеницы…
Но не ложатся песни на страницы,
Ведь все сравненья призрачны и зыбки.
Я чувствую нестройными стихами —
Все беспорядочно и кровь мою волнует.
Скажу одно — тебя люблю я —
Простыми и понятными словами!
При последних надрывных звуках смолкли даже комары. Через мгновение кошки, чувствуя конкуренцию, безумным ором сплотились против музыканта, а дворовые шавки, возмущенные кошачьим произволом, зашлись в хриплом лае, срывая собачьи глотки. Подруги застыли в оцепенении, подтянуть нижние челюсти не давали ослабшие мышцы лица. Элька нащупала холодными пальцами рукав Джурайи и попыталась утереть им нос.
— Поднебесные веники… — Джу невольно растерялась.
— Мамочки… Какая любовь! — Элька вскинула на подругу полный удивления взгляд.
— Угу… А страсти-то какие! И кто сия Фан? Она-то слышала?
— Да была как-то, проездом. Загадочная. Вроде из Поднебесной, но по-нашему чисто говорила… Я-то думал, всё, на всю жизнь, а она даже попрощаться не пришла… Вот, с тех пор и сочиняю, чисто для себя. Понравилось, да? — с надеждой спросил несчастный влюбленный, заглядывая девушкам в глаза. — А хотите, я еще спою? У меня есть еще парочка баллад.
— Э-э-э… Потом. Слишком много сразу вредно. Сейчас мы с Элей ПОЙДЕМ, все осмыслим, а ты пока репетируй, репетируй…
Сохраняя полную невозмутимость, девушки прошли через арку с заднего двора, ставшего невольной сценой непризнанного гения, в сад и, только добравшись до кустов жасмина, позволили себе повалиться на траву от хохота.
— Ну Рыся, ну певец! Местные кошаки от зависти просто сдохли! А я-то все хотела послушать, чего он там бренькает, а он, оказывается, ТВОРИТ! Да не просто творит — вытворяет!
— А как ты думаешь, у него там правда любовь? — уже серьезно спросила Элия. Что-то во взгляде подруги заставило Джурайю прекратить смех и повнимательнее к ней присмотреться.
