— Да, отец Людвиг, — произносит мама в телефон, — так я ей и скажу. Благослови вас Господь за то, что согласились выслушать меня так рано утром. До свидания.
Мама кладет трубку, и в гостиную входит папа, на ходу завязывая галстук виндзорским узлом.
— Сара, не стоило будить отца Людвига.
— Еще как стоило, Дэвид.
Такого выражения я у нее никогда не видела. Эта женщина нереально расстроена. А мне остается только беспомощно сидеть на диване — куда меня усадили, как только я закончила собираться в школу, — и ожидать родительского вердикта.
Мама принимается бродить по комнате. Я кусаю нижнюю губу. Папа уходит на кухню пить кофе.
— Дэвид, нам нужно поговорить.
— Иду, иду.
В гостиную влетает Кейтлин. Потирая глаза, она присматривается к происходящему в комнате.
— А чего все в такую рань на ногах?
— Иди завтракай, Кейтлин, — вместо ответа говорит ей мама, указывая рукой в сторону кухни.
— Но, мам! Почему, Кендалл…
— Делай, как тебе говорят, Кейтлин, иначе и у тебя будут проблемы.
— Ух ты! Так у нее проблемы? Круто!
— Завтракать, живо!
Кейтлин даже не пытается скрыть довольную ухмылку.
Папа вернулся с полной чашкой черного кофе в руке — вот бы он отдал ее сейчас мне, чтобы я поскорее проснулась от этого кошмара, — и сел на диван рядом со мной. Скрестив ноги, он спокойно сделал глоток из своей любимой кружки. Сейчас что-то будет. Не нужно быть телепатом, чтобы догадаться, к чему все идет.
— Сара, садись, и давай все обсудим.
— Что тут обсуждать? — почти выкрикивает мама. — Наша дочь посреди ночи практиковала Вуду.
Мама вцепляется руками в свои и без того взъерошенные волосы.
— Посмотри на нее, Дэвид. Ей смешно.
Я смотрю папе в глаза, мысленно умоляя его поверить мне.
— Это неправда, пап. Честно. Мама все преувеличивает.
— Она — твоя мать и волнуется за тебя.
Я прикусываю губу, чтобы не расплакаться. Я уже достаточно наплакалась за ночь, ожидая утра.
— Еще как волнуюсь, — более спокойным голосом поддержала отца мама. — Кендалл, ты призываешь в дом нечистую силу, а я этого не позволю.
Я сажусь ровно. Нужно как-то заставить их понять. Заставить маму понять.
— Мам, я ничего не призываю…
Мама показывает папе мой медальон.
— Отец Людвиг говорит, что с его помощью связывались с духами. Это попытка вмешательства в Божественные дела, а Библия это запрещает. Как ты можешь, Кендалл? Под моей крышей…
— С его помощью связываются с духами, — поправляю я.
— Видишь?
— Я не собираюсь соревноваться с тобой в знании Библии, мне не победить, — говорю я в свою защиту. Зачем Бог дал мне этот дар, если им нельзя пользоваться? — Я только знаю, что не совершаю ничего плохого. У нас в доме живет привидение, и я всего лишь хочу понять, что ему нужно.
Папа ставит чашку на журнальный столик. Это единственное, что сейчас отделяет меня от мамы.
— Кендалл, ты ведь не веришь во все эти истории про привидений Рэдиссона? Это все пустая болтовня. Не позволяй втянуть себя в это.
Как мне убедить их, если я сама совсем недавно поверила?
— Пап, я клянусь. У нас есть привидение. Я ее вижу и слышу. Ночью я с ней разговаривала, задавала вопросы. Знает ли она, что умерла? Как это случилось?
Мама закрывает рот рукой, и у нее на глаза наворачиваются слезы.
— Я не понимаю. Ничего не понимаю. Ничего. Я растила тебя примерной христианкой, Кендалл. А ты решила отплатить этим… этим… оккультизмом?
Господи. Новая крайность!
Я вскакиваю с дивана и подбегаю к ней.
— Мам, никакой это не оккультизм.
Пытаясь все объяснить, я сама начинаю плакать.
Я должна заставить родителей понять.
— Я не стала членом культа и не собираюсь почитать Сатану. Ты должна мне верить. Поэтому я не могу спать. Сначала было слишком тихо, а потом из генератора белого шума стали раздаваться голоса, а сейчас я слышу их в своей голове.
От моих слов мама заплакала еще сильнее.
— Я знала, что тебе нужны лекарства. Сегодня же запишу тебя к доктору Мерфи!
— Не надо! Я не больна! Я говорю вам о психологическом пробуждении. По крайней мере, так Лорин это называет.
— Кто такая Лорин? Воображаемая подруга? — спрашивает папа.
Он смотрит сначала на маму, потом — на меня.
— Нет, — раздраженно отвечаю я. — Лорин — хозяйка магазина «Божественная Женщина» на площади. Какая воображаемая подруга, пап? Мне почти семнадцать.
Папа снимает очки и начинает теребить дужки.
— В детстве у тебя была воображаемая подруга.
— Дэвид… не надо.
— Не было.
Это совсем на меня не похоже. Я никогда не делала ничего, что делали все остальные дети: не сосала палец, не писалась в кровать, даже с Барби не играла. И у меня уж точно не было воображаемой подруги. Ведь так?
— Была, — продолжил папа. — Не знаю, как ее звали, но ты говорила, что она пела тебе и помогала учить слова. Бабушка Этель считала, что это был твой ангел-хранитель.
Оо… как мило. Даже у мамы лицо смягчилось. Но хватило ее ненадолго.
— Я такого не помню, — решительно ответила я.
— Ты перестала упоминать о ней после рождения Кейтлин, — сказал папа. — Поэтому мы больше об этом не задумывались. Дети часто выдумывают себе друзей.
Конечно, потому что у детей чистые души, и они видят то, что скрыто от взрослых. Они легко принимают необъяснимое и прислушиваются к своему шестому чувству. Это я вычитала на одном из сайтов Селии. Неужели я уже тогда разговаривала с духами или призраками?
Мысль о том, как я могла сидеть в своей комнате и думать о каком-то Тони, что живет у меня в голове, как Дэнни из Сияния, здорово меня путает. Отсылка к Шестому чувству не произвела на моих родителей должного впечатления, поэтому про свое «сияние» я промолчу.
Хоть я сама себя до конца и не понимаю, мне нужно заставить родителей понять.
— Послушайте, я правду говорю. У меня появились телепатические способности.
— Кендалл, это же абсурд, — срывается на меня мама.
В этот момент возвращается Кейтлин.
— Что у тебя появилось?
Папа оборачивается.
— Кейтлин, это касается только твоей сестры и нас.
Она показывает мне язык.
