Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
Обо всем этом я не стала рассказывать Андрею, думаю, ему было бы неинтересно. Я говорила про… про все остальное.
У меня немного дрожали руки и бегали глаза, но в целом я приветливо улыбалась и не выглядела как виноватая – каждый может немного запутаться и забыть, вызывали его сегодня к директору школы или он сегодня покупал кафель или же изучал футуристическую книгу. Кстати, в 1932 году отдельные листы из футуристических книг были включены в экспозицию Русского музея, а после выставки книжная графика футуристов исчезла из музейных экспозиций на долгие годы, до 1968 года, когда в Русском музее опять была выставка… Книги футуристов издавались крошечными тиражами, теперь они большая редкость даже в музеях… У Максима не просто уникальная коллекция, а… даже не знаю, как это назвать, – это чудо! Мы с Максом еще раз перелистали каждую книжку – просто сердце замирает!..
– Так что вот – я была в детском саду, в Доме книги, в магазине кафеля… Может быть, я что-нибудь упустила, – дипломатично добавила я.
Это я на всякий случай, потому что Питер, конечно, большой город, но маленький, особенно если ездишь на машине… Когда ходишь пешком, тебя могут и не заметить, а машина у меня большая и всюду стоит… Вдруг Андрей видел мою машину там, где она обычно не бывает? К примеру, у Техноложки, на углу Загородного и Верейской.
Андрей молчал и подозрительно не смотрел на меня.
– А почему ты на меня не смотришь? – спросила я.
Может быть, ему неприятно видеть, как я вру? Может быть, он знает, что я вру? Может быть, он раньше считал, что я никогда не вру, и теперь удивляется?
Андрей взглянул на меня.
– А почему ты на меня смотришь? – спросила я.
Почему он то не смотрит на меня, то смотрит? Неужели ему кажется, что если у человека дрожат руки и бегают глаза, то человек врет?
Ничего подобного, как психолог я точно знаю, первый признак лжи – это когда взгляд направлен налево и вверх, а второй – когда человек почесывает кончик носа. А я стараюсь уверенно смотреть в одну точку – на мармелад.
– Почему ты на меня то смотришь, то не смотришь? Почему ты молчишь? Тебе что, вообще неинтересно, как я живу? – продолжила я, прижимая к себе мармелад как символ любви и согласия.
Это я от страха так спросила. А как бывший доцент я знаю, что вопрос совершенно неправильный. Вопрос, в котором уже заключено обобщение, обвинение, склочность и «я тебе покажу!». Вопрос, на который собеседник может отреагировать только ответной агрессией.
Но Андрей не возразил, не обиделся, не бросился кусаться… И тут я ужасно испугалась, потому что – а где же ответная агрессия? У него была неправильная, непонятная реакция. Он вел себя так, как будто он сам в чем-то передо мной виноват. Но ведь он ни в чем не виноват!
Решила, нужно еще раз проверить, как у него с ответной агрессией. К тому же наступление – лучший способ отвести от себя любые подозрения.
– Ты спрашиваешь просто из вежливости, а на самом деле тебе неинтересно. На самом деле мы все: и я, и Мура, и Андрюшечка, и Лев с Саввой – мы просто мелькаем перед тобой на экране, как персонажи немого кино…
– Персонажи немого кино не воруют сосиски, – возразил Андрей.
А мы, мы что, воруем?! А-а, да, немного, иногда…
Лев Евгеньич с Саввой Игнатьичем под столом доедают его сосиски, ну и что? Сам виноват, ему прекрасно известно, что при виде венских сосисок они теряют человеческий облик.
– Это тебе неинтересна моя работа, – Андрей отложил газету, – это ты спрашиваешь меня из вежливости. Это тебя не волнуют мои проблемы… Это ты целыми днями делаешь неизвестно что!
Меня?!.. Я?!..
Когда человека в чем-нибудь несправедливо обвиняют, он тут же начинает вести себя как виноватый. Если сейчас спросить Льва Евгеньича строгим голосом: «Кто украл котлету?» – он заберется в кресло и даст лапу: «Виноват, извините, просто очень захотелось котлету…» А ведь он совершенно не виноват, он же украл не котлету, а сосиски, но раз уж обвиняют в котлете, приходится в котлете и оправдываться.
Или когда мама говорит мне: «Ты еще не читала Андрюшечке “Тимур и его команда”», – я тут же краснею, беспомощно бормочу виноватым голосом и действительно выгляжу как человек, который еще не читал Андрюшечке «Тимур и его команда». Хотя я и не собираюсь читать «Тимур и его команда», не люблю Гайдара, куда лучше «Кондуит и Швамбрания», заодно и сама перечитаю…
В общем, с психологической точки зрения понятно, почему совершенно невинный человек начинает нервно оправдываться, – потому что обвиняемый становится как бы воплощением направленных на него подозрений.
– Неправда, не из вежливости я спрашиваю тебя, «как дела», не из вежливости!.. – возмутилась я. – А вот ты отвечаешь мне формально! Ты всегда отвечаешь мне одинаково – «нормально». А «нормально» значит, что ты вообще не отвечаешь!.. Такой ответ ты можешь присылать мне на пейджер, электронную почту или путем sms на мой номер телефона…
Андрей печально взглянул в свою тарелку, а потом на меня – так печально, будто это я съела его сосиски.
– Если я не могу дать тебе всего, чего ты хочешь… – сказал он, – тогда…
– Тогда что? – испуганно спросила я. – Тогда что?
– Ничего.
Ну, не то чтобы это было совсем «ничего»… Кое-что он все-таки сказал.
* * *
Я раньше думала, что Андрей – молчаливый герой. Оказывается, не совсем. Оказывается, молчаливый герой может сказать много неприятного – пусть и короткими фразами с большими промежутками. В коротких фразах часто встречались слова «работа», «устал», «ты не понимаешь», а в промежутках – вздохи и сердитые «хмы».
Я тоже кое-что сказала, совсем небольшую речь. В моей речи часто встречались слова «одна», «любовь», «ты не понимаешь», а в промежутках не встречалось ничего, потому что я говорила очень быстро.
Когда я сделала короткую паузу, Андрей сказал что-то очень несправедливое, очень обидное, очень злое, и тогда я…
…Хотя, возможно, это была не я. Это не я сказала: «Зачем жить с человеком, который только работает и ловит рыбу?!», это не я сказала: «Ты не занимаешься ребенком!» И уж точно это не я сказала: «Раз так, я больше не хочу с тобой жить».
А в самом конце своей речи я заплакала. Сделала вид, что плачу от обиды на его слова, что я «лентяйка и плохая мать», а сама плакала от обиды – куда же девались любовь, мармелад и согласие, с которых так хорошо начался сегодняшний вечер? То есть мармелад я съела, а где любовь и согласие?..
– Ты же знаешь, я не выношу слез, – холодно, мрачно, противно сказал Андрей и ушел в кабинет. И сидел там с упрямым лицом – я четыре раза заглядывала, делала вид, что ищу Савву и Льва, чтобы дать им еще по одной сосиске.
Андрей с упрямым лицом спал в кабинете, а я с обиженным лицом не спала в спальне. Думала: я ради него ушла с работы, я ращу детей и зверей, я никогда ему не изменяла, одна маленькая измена не считается, – и что?!
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
