– О, нет, нет, – сказала она. – Мне так хочется. Но я не могу. Я должна работать. И дети испугаются, если увидят тебя.
– Испугаются? – спросил мальчишка, больше всех походивший на поросенка. – С кем это она разговаривает через окно? Надо сказать инспектору, что она разговаривает с людьми через окно, вместо того, чтобы учить нас.
– Пойдем и посмотрим, кто это, – отозвался другой, и все они толпой двинулись к окну. Но как только показались их подлые маленькие лица, Вакх громко закричал: «Эван, эвоэ-э-э-э».
Мальчики взвыли в испуге, покатились друг через друга к дверям, выпрыгивали в окна. И говорили (правда это или нет), что никто больше не видел этих маленьких мальчиков; зато там обнаружили стадо отличных маленьких поросят, которых не было раньше.
– Ну, мое сердечко, – сказал Аслан учительнице, и она выпрыгнула из окна и присоединилась к ним.
У Бобровой запруды они пересекли реку и пошли на восток по южному берегу, и подошли к маленькому домику, где у дверей стояла плачущая девочка. «Почему ты плачешь, любовь моя?» – спросил Аслан. Ребенок, никогда не видевший львов даже на картинке, не испугался. «Тетушка очень больна, – ответила девочка, – она умирает». Тогда Аслан попытался войти в дверь домика, но она оказалась слишком мала. Поэтому, просунув голову в дверь, он толкнул плечом (Люси и Сьюзен слезли, когда он это делал), приподнял весь дом и все попадало в разные стороны. А там, в своей кровати – кровать оказалась теперь на открытом воздухе – лежала маленькая старушка. Было видно, что в ней есть кровь гномов. Она была на пороге смерти, но открыла глаза и увидела веселую гривастую голову Льва, смотревшего ей в лицо. Она не вскрикнула и не упала в обморок. Она произнесла: «Аслан! Я знала, что это правда. Я ждала тебя всю жизнь. Ты пришел, чтобы забрать меня?»
– Да, дорогая моя, – ответил Аслан, – но еще не в дальнее путешествие. – И как только он сказал это, краски, как румянец, покрывающий облако на рассвете, вернулись на ее бледное лицо, глаза засверкали ярче, она села и сказала: «Я заявляю, что чувствую себя куда лучше. Мне кажется, я смогла бы съесть этим утром небольшой завтрак».
– Пожалуйста, матушка, – сказал Вакх, окуная кувшин в колодец и протягивая ей. Теперь в кувшине была не вода, а роскошное вино, красное, как желе из смородины, густое, как масло, укрепляющее, как мясо, согревающее, как чай, и прохладное, как роса.
– Что ты сделал с нашим колодцем? – спросила старушка. – Это чудесно. – И она выпрыгнула из постели.
– Садись на меня, – сказал Аслан и добавил, обращаясь к Сьюзен и Люси. – Две королевы могут теперь и побежать.
– Это тоже прекрасно, – согласилась Сьюзен, и они снова отправились в путь.
Так, наконец, с прыжками, танцами, пением, музыкой, смехом, рычанием, лаем и ржанием, все пришли к тому месту, где солдаты Мираза побросали мечи и подняли руки, а воины Питера, еще сжимая оружие и тяжело дыша, стояли вокруг них с суровыми и счастливыми лицами. И тут произошло вот что: старушка соскочила со спины Аслана и бросилась к Каспиану, и они обнялись, потому что это была его старая няня.
Глава 15.
АСЛАН ДЕЛАЕТ ДВЕРЬОт взгляда Аслана щеки тельмаринских солдат стали цвета холодной подливки, колени застучали, и многие попадали лицом вниз. Они не верили раньше во львов, и это увеличило их страх. Даже Рыжие гномы, которые знали, что он пришел как друг, застыли с открытыми ртами и не могли вымолвить ни слова. Некоторые из Черных гномов, друзья Никабрика, начали бочком отходить. Но все говорящие звери сгрудились вокруг Льва, мурлыкая, хрюкая, пища и воя от радости; они виляли хвостами, терлись о его бока, почтительно касались носами, бегали взад и вперед под ним и между его лапами. Если вы когда-нибудь видели маленькую кошку, ласкающуюся к большому псу, которого она хорошо знает, вы поймете, что они делали. Тут Питер, ведя за собой Каспиана, пробился сквозь толпу зверей.
– Это Каспиан, сэр, – сказал он. И Каспиан преклонил колено и поцеловал лапу Льва.
– Добро пожаловать, принц, – произнес Аслан, – чувствуешь ли ты себя достойным взять королевство Нарнию?
– Я… я не думаю, что достоин, сэр, – ответил Каспиан. – Я ведь только ребенок.
– Отлично, – сказал Аслан. – Если бы ты чувствовал себя достойным, это было бы доказательством того, что ты не подходишь. Итак, под нами и под Верховным Королем, ты будешь королем Нарнии, Лордом Кэр-Паравела и Императором Одиноких Островов. Ты и твои наследники, пока твой род будет продолжаться. И твоя коронация… но что это здесь?
В этот момент показалась занятная маленькая процессия – одиннадцать мышей, шесть из которых несли что-то на носилках, сделанных из веток (носилки были не крупней большой книги). Никто еще не видел мышей, так убитых горем, как эти. Они были в грязи – а некоторые и в крови – уши были опущены вниз, усы висели, хвосты волочились по траве, а один играл на маленькой трубе грустную мелодию. На носилках лежало что-то, напоминающее сырую кучку меха; все, что осталось от Рипичипа. Он еще дышал, но был более мертв, чем жив; покрытый глубокими ранами, с раздробленной лапой, с забинтованным обрубком на месте хвоста.
– Ну, Люси, – сказал Аслан.
Люси в ту же минуту достала свою алмазную бутылочку. Хотя для каждой раны Рипичипа была нужна только одна капля, ран было так много, что ужасное молчание длилось долго, но вот она кончила, и Мыш вскочил с носилок. Лапка его моментально потянулась к рукоятке шпаги, другой он закрутил усы и поклонился.
– Приветствую тебя, Аслан, – раздался пронзительный голос, – и имею честь… – Но тут он внезапно остановился.
Дело было в том, что у него не было хвоста, – то ли потому, что Люси забыла об этом, то ли ее жидкость, хоть и заживляла раны, новый хвост вырастить не могла. Рипичип осознал свою утрату, когда делал поклон; возможно, что-то изменилось в его способности держать равновесие. Он поглядел через правое плечо. Стремясь увидеть свой хвост, он поворачивал шею все дальше, пока не повернул плечи, а за ними и все тело. Но тут же повернулась и его задняя часть, и он не смог ее разглядеть. Затем он опять попытался повернуться, чтобы поглядеть через плечо, но результат был тот же самый. Только после того, как он обернулся вокруг своей оси три раза, он понял ужасную правду.
– Я поражен, – сказал Рипичип Аслану, – я совершенно вне себя. Я должен просить вашего снисхождения, ибо очутился в столь неподобающем виде.
– Это тебе к лицу, малыш, – заметил Аслан.
– Все равно, – ответил Рипичип, – если что-нибудь можно сделать… Быть может, ваше величество? – и он поклонился Люси.
– А для чего тебе хвост? – спросил Аслан.
– Сэр, – сказал Мыш, – я могу есть, спать и умереть за моего короля без хвоста. Но хвост – честь и слава мыши.
– Дружок, – спросил Аслан, – не слишком ли много ты думаешь о своей чести?
– Величайший из всех Верховных Королей, – произнес Рипичип, – разреши мне напомнить тебе, что нам, мышам, был дарован очень маленький размер, и если мы не будем защищать свое достоинство, некоторые (те, кто ценятся за свой рост) будут разрешать себе неподобающие шутки на наш счет. Вот почему я затратил кое-какие усилия на то, чтобы все запомнили, что могут почувствовать эту шпагу так близко от сердца, как только я дотянусь, если будут говорить в моем присутствии о Мышеловках, Засохшем Сыре или Свечах: никто, сэр, и даже самый высокий глупец в Нарнии! – здесь он свирепо уставился на Смерчина, но великан, который всегда стоял позади, даже не услышал, о чем разговаривают у его ног, и потому пропустил все мимо ушей.
