Глава 1.
КАРТИНА В ДЕТСКОЙЖил-был мальчик по имени Юстэс Кларенс, а по фамилии – Вред. И, надо сказать, он ее почти заслужил. Родители звали его Юстэсом, учителя – Вредом. Не могу сказать вам, как звали его друзья, их у него не было. Сам он называл родителей не «папа» и «мама», а Гарольд и Альберта, поскольку они считали себя очень современными и передовыми. Они не ели ничего тяжелого, не пили, не курили и не носили синтетического белья. Мебели у них почти не было, спали они без подушек, окна держали открытыми в любую погоду.
Юстэс Кларенс любил животных, точнее – насекомых, но только в мертвом и засушенном виде. Любил он и книги, но лишь такие, где много таблиц и на картинках изображены машины или толстоватые дети, занимающиеся гимнастикой.
Не любил же он двоюродных братьев и сестер Питера, Сьюзен, Эдмунда и Люси Пэвэнси. Однако он обрадовался, узнав, что двое младших приедут погостить, так как хотел кого-нибудь помучить. Сам он был хилым, не одолел бы даже Люси, не говоря об Эдмунде, но знал немало способов поддеть и обидеть человека, особенно если он у тебя гостит.
Эдмунд и Люси вовсе не хотели ехать к тете Альберте, но ничего поделать не могли. Их отца пригласили в Америку читать лекции, маму он взял с собой, потому что она десять лет не отдыхала, а Питер готовился к вступительным экзаменам у старого профессора Керка, в чьем доме все четверо детей пережили увлекательнейшие приключения. Если бы профессор жил все там же, они бы тоже туда поехали, но он сильно обеднел и переселился в крохотный однокомнатный коттедж. Взять с собой четверых – слишком дорого, и в путешествие отправилась только одна Сьюзен. Родители считали ее красавицей, училась она неважно, (хотя в остальном была очень умна) и мама решила, что она «почерпнет больше, чем маленькие». Эдмунд и Люси старались ей не завидовать, но страдали сильно, особенно Эдмунд. «Тебе что, – говорил он, – а мне с ним жить в одной комнате!..»
Повесть наша началась под вечер, когда брату и сестре удалось побыть немного одним. Говорили они, естественно, о Нарнии, своей заповедной и любимой стране. Почти у всех есть такая страна, но чаще всего – в воображении. Эдмунду и Люси повезло больше, чем нам – их страна существовала на самом деле. Они побывали там дважды – не в игре, не во сне, а наяву. Конечно, попали они туда чудом, иначе в Нарнию не попадешь, и надеялись снова там очутиться (собственно, им это было обещано или почти обещано). Сами понимаете, они говорили о ней, когда только могли.
Сидели они у Люси, на кровати, и смотрели на картину, которая висела прямо напротив них. Только она одна и нравилась им из всех здешних картин. Тете Альберте она, напротив, не нравилась (поэтому ее и повесили в комнате наверху), но выбросить ее не решались, ибо это был свадебный подарок от кого-то, с кем не хотелось ссориться.
На картине был корабль, и казалось, что он летит прямо на тебя. На носу у него сверкал позолотой дракон с открытой пастью, мачта была одна, и парус один, квадратный и малиновый. За золотой головой дракона виднелся зеленый борт, а высокая волна, на которую корабль взлетел, сияла синевой. Чем дольше ты смотрел, тем ближе все это было, и казалось, что тебя вот-вот обрызгает пеной. Ветер, как видно, был хороший, и корабль несся легко, чуть накренясь вправо (замечу, кстати, что это называется «правый галс»). Солнце светило тоже справа, и с этой стороны вода отливала зеленью и пурпуром. Слева же (от зрителя – справа) она была потемней.
– Знаешь, – сказал Эдмунд, – очень тяжело смотреть на такой корабль, если не можешь попасть в Нарнию.
– Нет, все легче, когда хоть посмотришь, – сказала Люси. – А правда, он совсем, как там!
– Играть не надоело, а? – спросил Юстэс Кларенс, который подслушивал за дверью, а сейчас вошел, ухмыляясь как можно гнуснее. Прошлым летом он жил у Пэвэнси, много слышал про Нарнию и любил поддразнивать ею своих нынешних гостей. Конечно, он считал, что они ее выдумали; поскольку же ему самому не хватало ума на выдумки, Нарния чрезвычайно его раздражала.
– Чего тебе надо? – грубо спросил Эдмунд.
– А я стишок сочинил, – сказал Юстэс. – Вот такой:
Тот, кто в Нарнию играет,
Идиотом скоро станет.
– Во-первых, «играет» и «станет» – не рифма, – сказала Люси.
– Это ассонанс, – важно ответил Юстэс.
– Не спрашивай, что это такое! – сказал Эдмунд. – Он только и ждет, чтобы его спросили. Сиди и молчи, может, он тогда уйдет.
Любой мальчик, встретив такой прием, или ушел бы, или хотя бы обиделся. Но Юстэс был не таков. Усмехаясь, как прежде, он заговорил снова.
– Что, картинкой любуетесь? – спросил он. – Неужели нравится?
– Ради Бога, не отвечай, а то он начнет спорить об искусстве! – поспешил вставить Эдмунд, но правдивая Люси уже ответила:
– Да, очень.
– Вот уж мерзость, так мерзость, – заявил Юстэс.
– А ты не смотри, – предложил Эдмунд.
– Нет, а почему она тебе нравится? – пристал Юстэс к Люси.
– Наверное, вот почему, – ответила Люси. – Мне кажется, что корабль плывет на самом деле. И вода совсем, как настоящая. А волны как будто поднимаются и опускаются.
Конечно, у Юстэса было что на это ответить, но он промолчал: взглянув на картину, он увидел, что волны и в самом деле поднимаются и опускаются. Он всего один раз в жизни плавал на корабле (да и то на остров Уайт) и не выносил качки. Теперь, когда он взглянул на волны, ему снова стало плохо. Он позеленел, отвернулся, а потом попытался взглянуть еще раз. И тут все трое оцепенели от изумления.
Вам, наверное, будет трудно поверить в то, что они увидели, но и они не поверили своим глазам. На картине все двигалось, причем не как в кино – все было слишком живым, легким, объемным. Нос корабля опускался вниз – и большой фонтан брызг взлетал вверх. Потом волна прокатывалась под кораблем, на минуту становились видны корма и днище, и снова опускалась, и появлялась снова. Учебник, лежавший на кровати возле Эдмунда, зашелестел страницами и полетел к той стене, на которой висела картина, а Люси почувствовала, что волосы хлещут ее по щекам, как бывало в ветреную погоду. Погода и впрямь стала ветреной, только ветер дул из картины. Вместе с ветром до них долетали звуки: вздохи волн, плеск воды о борт корабля, скрип снастей, свист ветра и рокот моря. Но только запах, острый и горьковатый, убедил Люси, что это не сон.
– Прекратите! – пискливо и злобно заорал Юстэс. – Что за дурацкие шутки! Хватит, а то я Альберте скажу! Ой!
