Он выгнал ее, попросту вышвырнул, как старый кувшин с продырявленным днищем. Ей нечего было есть. Вернуться к отцу… Как? Толстой, брошенной? Через год? Да если и возвращаться, каким образом, у нее ничего не было.
«И она продала меня, — сказал раб. — В рабство».
Потом колх слышал, будто бедная девочка отомстила обидчику. Она не сумела убить его. Зато она отравила ту девку, что буйный Дзон себе выбрал. На золото, которое ей дали за слугу, она купила яду. Еще говорили, будто она отравила своих детей. Или зарезала.
«Но я не верю в такую жестокость! — сказал колх. — Зарезать… Скорее она их тихо отравила».
И он несколько раз повторил: «На золото, которое ей дали за меня. На золото за меня. На то самое золото».
— Она могла поступить еще хуже, — сказал Ба.
— Как? — вздрогнул колх.
— Если б одного ребенка она отравила. А другого оставила жить.
— Почему?
— Раз уж убивать близнецов… То вместе.
Глаза Ба были совершенно прозрачны.
— Хотя и месть этим вашим разбойникам тогда могла бы вырасти страшная.
Торговая Велусса, конечно, подходила идеально. Колхида никуда не годилась. Хетты не станут втягиваться в войну из-за дремучей Колхиды. Но втянуть в длительный, нудный, изматывающий, отбирающий силы конфликт надо не столько хеттов, у которых под брюхом теперь имеются слуги Атона, заслон… Втянуть в войну надо тех разбойников, морских колесничих. Они будут почище гиксосов, уже ясно.
Да все уже ясно, почти все.
По словам колха, у царя Приама много детей. Это хорошо. Они ведь должны интересоваться женщинами, молодые, полные сил сыновья.
Один из них даже гостил у Рамзеса. Жаль, Ба-Кхенну-ф его не застал.
— Ты кто?
— Дан.
— Это что еще за народ?
— Великий народ данов, — отвечал пленник.
— И как же ты очутился у нас, часть великого народа? — с иронией спросил Ба.
— Наш корабль выбросило на берег.
— Удачно, — произнес Ба.
Дан глянул на него с ненавистью. Ненависть он не скрывал.
— Страшные вы люди. Вернее, я хотел сказать — бесстрашные. По морям плаваете… Ну, рассказывай, кто твой вождь, из какого ты дома?
— Я из дома Атридесов. Это сильнейший дом.
— Видишь ли, по поручению жрецов бога Тота, это бог знания и мудрости, я должен собрать сведения о твоей стране для храма. Мы собираем сведения обо всех странах. А потом я приведу жрицу, и она станет хранительницей языка вашей страны в нашей священной земле.
Морской человек был агрессивен и подозрителен. Природный воин, любитель убивать. От колха он отличался категорически, и дело было не в возрасте. Наказывать, ломать таких бесполезно, особенно если хочешь чему-то научиться. Дан запросто мог обучить не тем словам… Поэтому Ба решил успокоить его, даже слегка польстить.
— Обитатели всех земель считают себя сильнейшими и отважнейшими. Бог Тот сообщает, что мы, жители долины Хапи, мудрейшие и древнейшие. Отважнейшими он называет вас, людей северных берегов Зеленого моря. Но сильнейшими себя именуют представители других домов вашей страны. А ты говоришь, что дом… Атри-Дес…
— Дом Атридесов признан главным. Это доказано вот чем!
И раб выразительно сжал кулак.
— Я не могу объявить перед лицом бога Тота дом Атри-Дес главным, пока не узнаю больше. Если ты обманываешь меня и это откроется, если выяснится, что я ошибся, поверив тебе, — меня казнят. — Ба посмотрел в глаза дану. — И это будет справедливо.
— Я говорю правду! — высокомерно заявил раб. — Дом Атридесов подчинил себе Спарту, наследие Тиндарея. Слушай!
В большой Ахайе много земель, и потому много домов власти, и над каждым возвышается достойный басилевс. Отважных не счесть. И сильных не счесть.
«Плохо со счетом в большой Ахайе», — подумал Ба.
Но Микены удачней всех расположены, имеют каменную стену, за которой надежно спрятано золото, и, главное, обильны мужами. Особенно басилевсы Микен Атридесы усилились, выступив на стороне Тиндарея, басилевса Спарты, в его ссоре с Тезесом.
Тезес был дерзок. Ох, дерзок был Тезес, он собрал племена в новое поселение, посвятил его одной Афине, молился лишь ей… Он добил Крит…
— Крит? — спросил Ба.
…Он добил остров народа Кефтиу, ограбил дворец самого Миноса, подкараулив момент, когда Минос умер… Он столько всего натворил! Больше, конечно, в молодости, но и на склоне лет, подружившись с неприкаянным Пирифоем, знаменитый уже Тезес украл у Тиндарея совсем юную дочь. У Тиндарея было две дочери, и потерять половину своих дочерей — это удар для отца! Зачем Тезес это сделал, непонятно, тем более что Елену, украденную дочь басилевса, он разыграл с Пирифоем на костях.
— На чьих костях? — спросил Ба.
На игральных костях, но вот Тезесу они принадлежали или Пирифою… Видимо, Тезесу, раз он выиграл. Кости такое дело… Атридесы заставили поверить всю Ахайю, что воспользоваться добычей Тезес не успел или не сумел, однако правда в том, что брать Елену в жены потом долго не хотели. Хотя вернул ее Тиндарей очень скоро, так как Тезес, не довезя девчонку к себе, еще по дороге бросился в новый грабеж, что-то для них сложилось нехорошо, Пирифой погиб… В общем, Елену вернули, и женились на ней да на ее сестре Клитемнестре братья Атридесы, старший и младший. А уж разыгрывали они сестер на костях или нет, или краденная однажды Елена досталась младшему просто как младшему, неизвестно. Басилевс Тиндарей был доволен, Атридесы же двойным браком обеспечили присоединение соседних тиндареевых земель к Микенам.
Вообще в большой Ахайе очень много заливов, долин, островов. Но после установления неразрывных уз Микен со Спартой все они объединены боевым союзом, кругом, и в центре круга — первый среди равных старший Атридес. Он остался править в Микенах, а его младший брат отправился в Спарту…
И долго рассказывал увлеченный дан о битвах, морских нападениях, собственной удали, о других басилевсах.
Она ждала его. В тихом покое дворца, вдали от морских разбойников, в безопасности, выкупленная у Нетчефа, не потревоженная песками Палестины.
Ба целовал ей ноги, овладевал ею, грубо держа за волосы, он обводил пальцем контур плеча и не уставал любоваться точностью ее тела. Она была красивей пирамид и гораздо полезней для мира живых.
Он заставлял ее пить вино прямо из кувшина и смотрел, как красные капли падали на грудь.
Потом Ба сказал:
— Я нашел тебе имя.
Любил ли он ее?
Да!!!
Но зачем тогда…
Выходя утром под солнечные лучи, он чувствовал прикосновения. Остатки куста, сгоревшего во внутреннем дворике несколько лет назад, конечно, давно исчезли. На том же месте вырос новый, свежий куст. Ба вспоминал Эхнатона и произносил тихо: «Ничего не хотеть и ничего не делать для себя». И в следующий миг чувствовал счастье.
