Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Когда Мэнди зашла поцеловать меня на ночь, я пересказала ей все, что говорил граф после того, как я поела опят.
— Ну разве не душечка?! — воскликнула я, искренне желая поделиться с ней радостью.
— Да, кажется, он ничего, — неохотно согласилась Мэнди. — Не то что твой папаша-отравитель.
— Нет, отец тоже душечка! — возмутилась я.
— Тоже мне, душечка! — И Мэнди ушла, хлопнув дверью.
Перед сном я насочиняла себе уйму глупых романтических историй, где героиней была я, а героем — граф Эдмунд. Но когда я уже засыпала, мне вдруг представился принц Чар — как он держал под уздцы коня сэра Стивена. Лицо его было совсем рядом с моим. На лоб упали две курчавые пряди. На носу виднелась россыпь веснушек, а по глазам было видно — ему жалко, что я уезжаю.
* * *
Мэнди разбудила меня за полночь, когда доделала все кухонные дела. Проснуться мне было трудно. Торлин-керру еще вовсю действовали.
— Я тут подумала… Ласточка, вспомни, как все было. Когда Люсинда велела тебе радоваться, что ты послушная, это она наделила тебя новым даром или нет?
— Она не сказала… — Я прикрыла глаза и представила себе нашу встречу. — Она сказала, мол, покладистость — чудесный дар… Радуйся, что наделена таким прекрасным качеством. А почему ты спрашиваешь?
— Ага! Значит, это был не новый дар, а обычный приказ. Элла, не радуйся, когда тебе приходится слушаться. Показывай, что думаешь по этому поводу.
Я с радостью послушалась… ой, нет, не с радостью! Перед глазами все поплыло. Я расплакалась от облегчения пополам с горечью. До этой минуты я была щенком-попрошайкой, восторженной рабыней, зато со времени встречи с Люсиндой не чувствовала, что на мне лежит проклятие. А теперь все стало как раньше.
Когда Мэнди ушла, я снова заснула и встала поздно. Голова утром была тяжелая-тяжелая, того и гляди, сквозь матрас провалится.
Опята, пропади они пропадом! Я рывком села, стараясь не обращать внимания на гул в висках. В памяти всплыли все подробности вчерашнего вечера. Я молотила подушку в ярости на отца — он выставил меня на посмешище! А на столике у кровати лежала записка:
Милая Элеонора!
А ты, оказывается, сердцеедка. Граф Уоллекский заявился ни свет ни заря — просил позволения объявить тебе о своих намерениях.
Я уронила записку — читать дальше мне было страшно. Если отец пишет, что я должна выйти за графа, придется послушаться. Правда, если он явится лично и велит мне это сделать, все равно придется послушаться. Но пока он не явился, можно кое-что предпринять. Пусть Мэнди прочитает письмо и перескажет его мне, но без приказов.
Мэнди я нашла в курятнике — она болтала с курами.
— Секки, с гнезда!
Одна из куриц спорхнула с насеста, и Мэнди забрала три яйца.
— Спасибо. — Мэнди подошла к другой курице. — Акко, с гнезда! Когда я наконец получу от тебя хотя бы яичко? — А потом спросила меня: — Омлетик хочешь?
Я подержала корзинку с яйцами, пока она читала письмо.
— Сэр Питер во всей своей красе, — буркнула она наконец. — На, читай, ничего такого тут нет.
Отец отказал графу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что в имении графа недавно был пожар и почти все его имущество погибло в огне. Для нас он был недостаточно богат.
Бедная Цветина. Не видать ей роскошного наследства, даже если граф и не женится. Дальше отец писал:
Сейчас мне будет некогда заниматься твоим замужеством. Но не волнуйся. Я еще найду тебе богатого муженька. А пока сам пойду под ярмо вместо тебя.
Если не ошибаюсь, есть одна дама, которая готова стать моей супругой. Я отправился предложить ей руку и заверить, что сердце мое уже принадлежит ей. Если сватовство будет успешным, я пошлю за тобой и ты возобновишь знакомство с ней.
Как это — возобновить знакомство?
Не надо сообщать ей никаких новостей о нашем имуществе, хотя я льщу себе мыслью, что ее сиятельство Ольга любит меня бескорыстно.
Не знаю, кем я вернусь к тебе — счастливым женихом или несчастным влюбленным, но так или иначе мы скоро увидимся. А пока — и навеки —
Твой отец
Ее сиятельство Ольга! Хетти станет моей сестрицей!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Ее сиятельство Ольга ответила горячим согласием. И едва не задушила меня от бурной радости, что обретает новую дочь.
— Дорогая моя, зови меня мамочкой. Мамочка Ольга — это так умилительно!
Свадьбу назначили через неделю, когда будут завершены все приготовления, а Хетти с Оливией приедут из пансиона.
— После свадьбы я не стану отправлять их обратно, — сообщила мамочка Ольга. — Хватит с них образования. Мы поселимся все вместе, и вы скрасите мне одиночество и тоску во время отлучек моего дорогого супруга.
Она проводила глазами отца, который отошел к окну ее гостиной.
— Кто же скрасит мое одиночество? — спросил он, стоя спиной к невесте.
Она зарделась — нарумяненные щеки стали еще темнее. Да, мамочка Ольга была без ума от отца.
А он — он был воплощенная заботливость, воплощенные нежность и внимание. А она — сплошная слащавость и жеманство. Через пять минут в их обществе мне захотелось заорать.
К счастью, мое общество им и не требовалось. В особняк мамочки Ольги меня приглашали редко, а отец не звал ее к нам — наш дом с каждым днем все пустел и пустел, покрывая отцовский долг.
Мебель меня не волновала, кроме волшебного коврика — а его мы с Мэнди спрятали, дождавшись, когда отец в очередной раз отправится к мамочке Ольге. Лучшие мамины платья мы тоже спасли, поскольку Мэнди клялась и божилась, что я вот-вот пойду наконец в рост и они станут мне впору. Однако трогать мамины драгоценности мы не отважились. Стоило нам взять даже медную булавку, и отец сразу заметил бы пропажу. Впрочем, по красоте и ценности все они не шли ни в какое сравнение с ожерельем, которое отняла у меня Хетти.
Неделя прошла тихо и мирно. Я почти все время была при Мэнди. Днем помогала убирать и готовить. Вечерами читала волшебную книгу, или мы болтали у очага.
Выходила я только на пастбище повидаться с Яблочком. Я надеялась встретить там Чара, но конюхи сказали, что он еще охотится на огров.
Первый раз я навестила Яблочко на следующий день после возвращения во Фрелл. Он стоял под деревом и пристально разглядывал три бурых листочка, оставшиеся висеть на нижней ветке. Потом встал на дыбы, закинул голову и потянулся за листком, который ему было нипочем не достать. Он был великолепен — весь, от бугристых мышц на задних ногах и пружинистого изгиба спины до кончиков пальцев. Видел бы его Агаллен — наверняка появились бы на свет очередные керамические шедевры.
Я свистнула. Кентавр резко повернулся и уставился на меня. Я показала ему морковку и снова засвистела песенку о русалках — его дальних родственницах. Увидев угощение, он улыбнулся и затрусил ко мне, протянув обе руки.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
