– Неужели ты думаешь, что все так примитивно? На тебя не похоже. Почему ты не говоришь, что вся эта история – откровенная чушь? Разве не так?
Мамия историю о родителях не знает. Немудрено, что он опешил, увидев, как я воспринял историю о привидениях. Но мне уже было все равно. Еще недавно я строил с Кей планы на будущее, а теперь расписывался в собственной беспомощности.
– Хорошо, – сказал Мамия. – Уйдем отсюда. Как можно скорее. Хочешь, ночуй пока у меня. Не хочешь – снимем номер в гостинице.
Я посмотрел на свои руки.
Но реальности, похоже, не видел по-прежнему: не кожи да кости – привычная глазу рука. Я по-прежнему во власти Кей. Интересно, а она-то знает, что произошло?
Мне хотелось с ней проститься. Кей была права: было бы лучше и дальше видеться с ней, заблуждаясь. Считать, что она жива.
– Пошли. Что делать дальше – подумаем, но только не здесь.
Я кивнул и встал. Пока Мамия рядом, она не появится. Но от него я ускользнуть не смогу. Хотя я был по-своему благодарен ему за решительность.
– Нужно выключить кондиционер, – сказал я.
– Сейчас выключу.
Я надеялся, что он не сразу найдет на пульте кнопку, но Мамия разобрался быстро, дошел до двери и ждал меня. Я успел только достать портмоне, сунуть его в задний карман и обуться.
Открыв дверь нараспашку, Мамия смотрел в сторону лифта.
Вдруг он вздрогнул и оцепенел. Кей. Там есть Кей.
– Не вздумай выходить, – тихо сказал Мамия.
Но я его не послушался. Перед лифтом, метрах в десяти от нас, стояла Кей.
В той самой белой ночной рубашке с длинным подолом и без рукавов.
– Кей.
– Молчи, Харада, – резко сказал Мамия. Он отлично знал, что мертвецам отвечать нельзя.
Кей смотрела на меня. Очень серьезно.
– Молчи, – опять сказал Мамия.
Кей, как были мы с тобой близки… Теперь же, узнав, что ты мертва, я уже стою по другую сторону. Однако мне опротивело все. Что останется в моей жизни, прогони я женщину, которая молилась за меня, крепко прижимаясь к моей груди? И после всего этого я должен ее ненавидеть?
– Я все знаю, – сказал я.
– Перестань, – попытался перебить меня Мамия, вцепившись в четки обеими руками. – Господи, помилуй! – крикнул он, обращаясь к Кей.
Мне хотелось перехватить эти слова в воздухе, чтобы они не успели до нее долететь, и я выпалил:
– Давай будем вместе! Мне все равно, только давай будем вместе.
– Что ты несешь? – вытянув перед собой руки с четками, крикнул Мамия.
Вдруг Кей сделала шаг вперед.
Мамия тоже отступил на шаг и закричал еще громче:
– Господи, помилуй! Господи, помилуй!
Кей шагнула еще.
– Слушай, – спросил вдруг Мамия, – какой она веры?
– По-моему, атеистка.
– А ее семья?
– Таких подробностей я не знаю.
– Ты так спокоен, будто тебя это не касается.
Я смотрел на Кей.
Кей тоже смотрела на меня. И, не сводя с меня глаз, продолжала делать шаг за шагом.
– Она идет, идет… – Мамия трясся от страха.
– Отойди, – крикнул я ему, не отрывая глаз от Кей. – Я же говорю, отойди. За мной тебе достанется меньше. Прямо за нами – конец коридора, тупик.
– Не бойся, тебе она ничего не сделает.
Кей подходила все ближе.
Естественно, она ничего не сделает.
Может, как-нибудь обойдется. Что мешает нам жить вместе?
Кей еще ближе. Еще шагов пять – и она окажется прямо предо мной.
Я стоял неподвижно. Почему я не двигался? Почему стоял, как оцепеневший? Почему не пошел навстречу, не обнял ее?
Кей подошла.
Она стояла прямо передо мной.
– Кей, – позвал я.
Какой холодный у нее взгляд. Я пытался уловить в ее глазах хоть какое-то настроение, какую-то искру жизни, но когда она оказалась рядом, в них не было ни капли тепла. Только ледяной мрак пронизывал меня.
Ее посиневшие губы зашевелились, силясь что-то произнести. Едва приоткрыв рот, она спросила:
– Помнишь?
Голос был низким и грубым. В нем чувствовался укор.
– Что?
Мой голос дрогнул. Почему она говорит со мной, как мужчина?
– Ночь с шампанским.
– Да.
Тогда я бесцеремонно отправил ее восвояси. Я был не в духе и не хотел никого видеть. Потом, правда, понял, что был неправ. Но кто бы мог подумать, что из-за этого она покончит с собой? Хотя мне было беспокойно, и я даже разглядывал в ту дождливую ночь ее окна…
Но в ту ночь Кей умерла. Зарезала себя. Семь ударов в грудь.
– Я возьму тебя в попутчики.
Кей сделала еще один шаг. Я невольно отступил. Еще один. Я попытался устоять на ногах, но не удержался, и меня словно отбросило назад. Меня просто физически толкал назад ее злобный взгляд.
Выходит, она ломала комедию? Устроила все это представление, чтобы утянуть за собой? Как она говорит – «взять в попутчики?» Все, что я считал ее любовью, было чистым злом. И не ради любви она молилась, говоря, что я умру, если не расстанусь с родителями.
Кей будто прочла мои мысли – в ее глазах промелькнула усмешка.
– А ты как хотел, дурашка?
Однако увлекать за собой в могилу человека только за то, что он отказался с тобой выпить, – это уж слишком… Хотя жизнь – такая штука… Чего в ней не бывает…
Спина уперлась в стену. Дальше отступать некуда.
– Ладно, живи, – сказали глаза Кей. На самом деле произнесли это губы, но под ее натиском я видел одни только глаза. – Береги свою ничтожную жизнь.
Что, не хочешь «взять меня в попутчики»?
– Не то что не хочу, – ответили глаза, – не могу. Когда ты вышел в коридор, твое сердце было уже далеко. Далеко, хотя ты так красиво обещал мне, что мы будем жить вместе.
Сам я того не ощущал, но если вдуматься… пожалуй, так оно и было.
Вот, значит, как: не открывал бы я ей душу, и она не могла бы отнимать у меня жизнь. Хотя кому ведомы законы потустороннего мира?
– Я не стану тебя убивать, но знай, что я тебя нисколько не любила.
У меня закружилась голова.
И вдруг Кей начала постепенно удаляться. Так же, как и пришла, – но теперь она словно бы скользила спиной вперед. И если сюда она продвигалась шаг за шагом, то обратно вмиг отстранилась метра на четыре. Похоже, она возвращалась…
